Игрушки для императоров: Лестница в небо

Дон Виктор, дон как в прямом, так и в переносном значении слова, задумался, на губах его играла довольная улыбка. Да, наивное рассуждение, стереотипное, позабавило его, но ключ здесь слово «стереотипное» — мало кто из обывателей может рассказать больше.

— В чем-то ты прав, — согласился он. — Но уровней не три, больше. Гораздо больше! Сотни! Что такое «мафия» по определению?

— Это преступное сообщество, пустившее корни во власть, — сам же ответил он. «Власть», Хуанито. Вот ключевое слово, а никак не слово «криминал». У банды нет власти, нет своих людей «где надо», а если и есть, то это мелочь. Бандитов ловят, сажают, расстреливают — потому что они бандиты. Членов мафиозной семьи посадить или расстрелять почти невозможно.

Потому, что государство не может расстреливать само себя, а члены семей и есть государство. У семьи свои люди во всех кругах, сами ее представители как правило крупные должностные лица.

— Мы везде, Хуанито, — подвел он итог. — Мы — раковая опухоль общества. Звучит гнусно, но, к сожалению, общество не может обойтись без раковых опухолей. Такова его природа, никто и ничто не может этого изменить. Причем любое общество, вне зависимости от времени, эпохи, государственного строя или технического уровня.

Это в наших генах, генах любого социума. Мы бессмертны, мой мальчик.

Я вымученно кивнул. К сожалению, он прав.

— Да, ДБ борется с нами, и даже одерживает небольшие победы, но это то же самое, что срубить голову гидре — на ее месте вырастет новая. Мафия — не бандиты, и не те, кто держит им «крышу». Мафия — это власть, третья после королевы и кланов. И как бы ты к ней не относился, это так.

Дон Виктор меня огорошил. Не то, чтобы я не знал этого, или не догадывался, но как-то так прямо…

— Теперь об уровнях, — продолжил он. — Да, территориальные сферы влияния есть — мелкие дворовые банды, эскадроны, которые «крышуют» районы. Их курируют банды покрупнее, бандеры, а тем не дают спуску доны. Но есть, например, наркоторговля. Это свой, особый уровень, даже бандеры в нем лишь низшее звено. Есть проституция: этот уровень еще более разнообразен, огромен и совершенно не похож на любой другой. В нем тысячи собственных нюансов, и территориальное деление почти не играет роли.

Есть рабство. Да-да, не делай такие глаза, и оно есть. Всё есть. Есть особые клубы, для избранных, в которых богатые люди могут получить удовольствие… Скажем, не подпадающее под стандарт. С девочкой лет восьми — десяти, например. Или мальчиком.

От последней фразы меня передернуло, я через силу подавил в себе тошнотворный приступ, но дон Виктор его будто не заметил.

— А еще есть связи с общественностью, с различными организациями, фондами, и это свои, независимые уровни.

Есть важные люди в силовых структурах, префекты, губернаторы, депутаты, политики, от решений которых зависят те или иные вопросы, связанные с бизнесом семьи. Всех этих людей надо правильно мотивировать, и это тоже отдельный сегмент, из которого состоит мафия.

Есть банки, есть промышленные предприятия, подконтрольные семьям, есть экономисты, просчитывающие те или иные проекты, не отличающиеся законностью, и есть юристы, решающие, как «обелить» их. И иные специалисты, которых никак не причислишь к бандитам, но которые часть мафии, ее отдельный уровень.

А во главе всего этого стоит дон, Хуанито. Хефе, вождь, лидер. Только он решает, что и как должно быть, координирует стратегические задачи и назначает для их исполнения грамотных преданных людей.

Дон — это король, мой мальчик. А король не может быть бандитом.

Именно поэтому я хочу, чтобы им стал ты. Грамотный. Умный. Смелый. Уверенный. Везучий. Наглый. Дерзкий.

— А Бенито? — перебил я.

— Бенито? — Виктор Кампос рассмеялся, но как-то натянуто. — Бенито не справится. К сожалению. Он слишком горяч для дона. Хефе должен всегда держать голову холодной, а Бенито излишне импульсивен, а значит слаб. После моего ухода он долго не проживет, слабым в нашем мире не место, а я люблю сына и не хочу его смерти. Я понятно объяснил?

Я кивнул. Бенито жалко. Меня не жалко.

Стоп! Не туда меня понесло. При чем тут жалость? Он предлагает, предлагает добровольно, и если я соглашусь, это будет мое решение. И моя ответственность.

— Хефе выбирает себе преемника, это традиция, — продолжил дон. — Как глава семьи, глава клана. Но традиции выдвигать на это место родных сыновей нет, и это правильно. Подобные случаи имели место быть, но они не принесли никому счастья. Теперь можешь спрашивать.

— Я не знаю, о чем спрашивать, — честно признался я. — Всё как-то… Слишком неожиданно. Никогда не думал что подойду в качестве приемника главы мафии. Не понимаю, почему именно я, ведь я никак не связан с вашим миром, ничего не знаю о нем и…

— У мафии нет главы, — покачал головой дон. — Есть независимые друг от друга семьи. Кто-то более влиятелен, кто-то менее, но в основном мир поделен между ними уже давно и никто не заходит на территорию других. Обычно, подчеркну.