— Лучше на верхней площадке своей башни тренируйся, чтобы ты смог воспроизвести всё у себя в мозгах, то есть мысленно. Лучше всего самообучаться перед восходом солнца, когда начинают петь песни птицы. Да и вообще, если возникнут сложности, связывайся, — Олег улыбнулся одними глазами. «Я же не зря так быстро тараторю, не мог же мой побратим в мусульманстве постареть», — мелькнула мысль быстрая, как русская борзая.
— Ну и груз же ты на меня навалил, хотя… чем сложнее, тем интереснее, — Надир быстро снял чалму. — Теперь я как и в прошлом — язычник, а посему пойдём выпьем двадцатилетнего каленского.
Медленно, неспешно пошли вниз, к вину, к женщинам. Олег очень давно знал и уважал эмира, твёрдо был уверен, что справится. Но вот его восточная хитрость всегда бежала впереди него, иногда слишком быстро. Искоса посматривая на Надира, увидел, что эта самая хитрость вот-вот прорежется, сейчас будет просить прямой выход на богов. И точно. Надир, нежно поглаживая бороду, нахмурил лоб, и его морщины, мощные, похожие на изломы гор Кавказа, вспучились и опали, подтянул пузатый живот, подготовился и, на выдохе, спросил:
— Так ты говоришь, что можешь в любой момент вызвать бога?
— Не вызвать, а обратиться с просьбой. Разницу чувствуешь?
— Ну так обратись!
— Щас, только винца пригубим, а вот потом попрошу, то есть обращусь.
Игорь сидел сумрачный, кисло посмотрел на отцов-командиров, по их напряжённым взглядам догадался, ждут, что он скажет.
«Вот и скажу, — решился. — Вот только что умного мне, дурошлёпу, сказать?»
Надир как настоящий волшебник поставил на мраморный стол самую большую амфору (а это тридцать девять литров!) с выдержанным, двухсотлетним каленским, отрок поднял глаза на уставшее лицо Надира, скользнул по несчастной физиономии Олега, приподнялся, схватил амфору, и вино тягучей, пахнущей божественным нектаром, густой струей заполнило кубки. И вино, о, это вино, от своей гордости приподнялось чуть-чуть над кубками и с искрящимся смехом втянулось обратно. Олег весело улыбнулся:
— Надо же, я думал, что только звери и прочие разные животные умеют чувствовать, а тут даже вино знает об сурьёзном разговоре.
Наглая морда Олега натянула на себя личину благочестия и покорности:
— О эмир моей души, завтра мы отправляемся в Египет. Можешь нам дать что-нибудь, чтоб никто к нам не приставал? — произнес Олег медовым голосом.
— Да, дам вот этот золотой перстень, будешь его показывать, это всё равно, что личный приказ халифа. От сердца, могучего и доброго, отрываю. А не хочешь ли ты по-простому познакомить меня с богами?
Олег прищурился и подпортил своё лицо таинственной маской:
— Приходи сегодня в полночь на пустырь, что рядом с портом, но только в скромной одежде, а не разодетый, как павлин. А я, о мой просвящённый друг, попробую обратиться, — сделал вид, что задумался, самую малость посопел, — я думаю, лучше всего, к семиту, то есть к Саваофу.
Помолчал.
— Давай кольцо и наливай.
Выпили, помолчали, каждый о своём, личном. Олег встрепенулся:
— А загрузить припасы на халяву смогу?
— Я же тебе сказал, перстень — это всё равно, что прямой приказ халифа.
Опять молча выпили, Олег начал потихоньку елозить задницей, ведь неудобно, старого друга за нос водит, обманывает, попытался сгладить ситуацию, вдруг да отвлечется.
— А поклонники Смерти там ещё водятся?
— Смотря куда забредёшь и смотря что будешь искать, — эмир тяжело вздохнул.
«Хитер же ты, Вещий, — в мозгах Олега дико заржал Перун, ему вторил ехидненько тонкий смех Араба и совсем тихонько звенели серебряные колокольчики смеха-улыбки Раджи. — Ладно, будет вам встреча в сумеречной тишине, под зловещим светом Луны, а еврея преобразим так, как он являлся пророку Моисею», — смех исчез.
— Что с тобой? — встревоженный эмир вскочил и бросился к Олегу.
— Вот гады, они ещё и подслушивают постоянно! — вслух случайно рявкнул Олег.
— О чём это ты? Заговариваешься или опять придуряешься? — Надир быстро наполнил кубок Олега.
— Да так, о своём, о древнем. Ты лучше дай мне приличную одежду, а то я в этой как попугай в чалме.
— Какую же прикажешь, о оазис моей души?
— Да что-нибудь скромненькое, как у дервишей или, как там у вас, а, вспомнил, у суфиев.
— Слушаюсь и повинуюсь, Великий князь, — сказал и потихоньку спрятал свою ехидную улыбку в бороду.
И пошли они толпой из двух человек к своему «Чёрному орлу». Наполненный шипучими благоуханиями воздух ластился к этой толпе и пришёптывал:
— О воины, зачем вам битвы и сражения? Останьтесь здесь, у нас на острове, здесь так хорошо, тихо, уютно и спокойно, а впереди у вас — смерть, только смерть.
Олег лениво отмахнулся:
— Исчезни, придурочный Эгрегор.