Игры маньяков (СИ)

Он стоял так, когда другая фигура материализовалась на краю темноты и остановилась. Они смотрели друг на друга через темную даль. Затем фигура двинулась к нему, приблизилась прямо к двери и встала рядом с ним, их лица разделяли считанные сантиметры. Они смотрели друг на друга через сетку, не двигаясь. Он увидел, как глаза собеседника тепло сощурились.

— Якут? — тихо спросил другой.

Его тело образовало крест на открытом пространстве двери, и он оставался безмолвным, неподвижным.

— А-а-а-а, — промурлыкал он в груди, когда из спутанных воспоминаний возникло узнавание. — Гений, Сергей. Якут.

Все еще голый, он сидел на одном из двух стульев в номере мотеля, а Сергей — на другом, между ними стояла смятая кровать, похожая на огромный кофейный столик. Слабого света снаружи было достаточно, чтобы двое мужчин видели призрачные блики друг друга. В комнате было душно.

— Я не знал, что это ты послал за мной, — сказал он Сергею, откидываясь на спинку стула.

Конечно, нет. Его последний адрес распространялся по глубокой тайне, как очень опасный запрещенный наркотик. Людям не терпелось избавиться от бумаги, на которой она была написана. Он никогда не знал, кто наймет его следующим, пока не появлялись люди, и большую часть времени имел дело только с посредниками. Иногда он не знал наверняка, кто платил ему за то, что он делал.

— Расскажи, что было дальше, — попросил он.

Слова его были достаточно любезны, но просто иметь дело с ним было по сути угрожающе. И все же Сергей не боялся его, хотя и понимал его неустойчивую психику. Никто на уровне Никольского не придет к нему сам. Сергей знал, что этот факт не ускользнул от внимания собеседника и выделил это в его глазах.

— Я сбросил с себя ошейник государства. Теперь свободен, — сказал Сергей.

— Я слышал. Краем уха кое-какие истории. Ты оставляешь истории позади, как помет. Где ты живешь?

На этот вопрос никто в здравом уме не ответил бы правдиво.

— Уже некоторое время в Челябинске. Порой бываю в Лиссабоне. Хошимине. Роттердаме.

— Ладно, ладно. — Мужчина покачал головой из стороны в сторону. — Ты когда-нибудь женишься?

— Возможно.

— Но ты все еще с ней.

— Конечно.

— Конечно. — Тело мужчины было бледным, омытым бледным светом, льющимся из окна рядом с ним. — Всегда на высоте не менее двух тысяч метров.

Никольский чувствовал себя неуютно, слушая, как он говорит о ней. Но он ждал, стараясь не показать своего смущения.

— Почему ты ушел из фирмы?

— Несущественно.

— Да, но почему?

— Я не хочу тебе говорить.

— Ладно, ладно.

В сырой комнатке пахло… чем-то… многим… потом, плесенью, затхлым запахом мочи… страхом… кошмарами. Это были запахи сломленных людей. Сергей вдыхал его и в женских комнатах, но в этих комнатах тоже пахло духами, и как бы дешево это ни было, как бы сладко ни было, это уменьшало одиночество. Но она также оставляла после себя невыносимую меланхолию.

— Я так и не поблагодарил тебя, — сказал мужчина.

— В этом не было необходимости.

— Очень немногие вещи действительно необходимы. Мне стыдно, что я не поблагодарил тебя. Не сказал тогда главного.

Никольский понял, но не ответил. Этот человек жил жизнью, в которой не было завтра. Насколько мог это делать человек, он жил настоящим, от мгновения к мгновению. Это была чистая жизнь, жизнь животного, которое ничего не знает о будущем. Это была ужасная жизнь.

— Я не знал, куда ты ушел, — сказал Сергей.

— Ты искали меня?

— До известной степени.

Он услышал, как человек задышал, и ему показалось, что он увидел, как его дыхание вырвалось длинным шлейфом цинизма в бледном свете, окружавшем его темный силуэт.

— В некотором роде, — ответил мужчина, снова услышав звук. — Очень похоже на Якута.

— Я думал, ты хочешь исчезнуть.

— Я так и сделал. — Он слегка кашлянул. — Ты поступил правильно.

Теперь, когда перед ним сидел действительно он, Сергею захотелось задать ему вопрос, который всегда интересовал его. Любопытство пересилило страх, который помешал бы спросить об этом любому другому.

— Как тебе удалось уйти от него?

Немедленного ответа не последовало. Может быть, ответа вообще не будет.

Но потом мужчина сказал:

— Это было легко. Как самоубийство. Нет ничего проще в мире, когда вы наконец решите это сделать.

Никольский ждал продолжения.

— Они меня окружили… я был в кольце. Я не видел выхода. Я оттолкнулся, набрал скорость и прыгнул в зеркало. Это произошло, как будто я разлетелся вдребезги. И я прыгнул в свое отражение и стал другим. Они преследовали меня несколько часов. К рассвету я ушел от них. И это было все, что было.

Сергей кивнул. Он понимал, что этот человек так говорит, что для него нет грани между нормальным и фантастическим.

— Там карусель, — сказал мужчина и повернулся лицом к окну. — И качели. И сорняки.

Занавески висели прямо у него за спиной-бледный силуэт на фоне бледного света.

— У меня есть для тебя имя, — сказал Никольский, — но я пока не хочу его тебе давать. — Он боялся, что человек начнет волноваться, что, узнав, кто это, он разволнуется до такой степени, что станет непредсказуемым. — Ты помнишь, что я часто веду себя по-другому.

— Мне говорили, неортодоксально.