Игры мажоров. Хочу играть в тебя (СИ)

В моей голове паззл давно сложился. Для всех Топольский бросил Лию, потому что она ему надоела. Но на самом деле причина была в другом.

Лия девственница. Влюбленная в Никиту. Для Топольского это оказалось лишним, он ее прогнал, а она на следующий день принесла ему браслет. Саймон сказал, Лия предложила Никите себя на «полный прайс». Он мог отказаться, и тогда она стала бы собственностью клуба.

Топольский не стал отказываться, но и делать то, что Коннор делает с Норой, тоже не стал. Только для полиции этот последний паззл так и останется ненайденным.

Сомневаюсь, что Ник расскажет офицеру все как есть. Скорее, признает, что Лия прыгнула с крыши из-за неразделенной любви. И останется виноватым, хотя как можно заставить себя кого-то полюбить? Или еще хуже, разлюбить?..

«Разлюбиться не могу...» — вспоминается некстати. Прогоняю мысли о Демоне и делаю шаг к машине. Каким бы ни был Топольский, в истории с Лией он не должен выглядеть большим подонком, чем он есть на самом деле.

Меня останавливает взгляд. Горящий, буравящий, злой. Никита смотрит сквозь боковое стекло «Мазерати», и через меня словно пропускают электрический ток. Останавливаюсь как вкопанная и смотрю вслед уезжающему автомобилю.

Студенты расходятся в полном молчании. Никому не хочется шутить, стебаться, даже просто разговаривать не хочется. Мы с Оливкой тоже молчим. Она всю дорогу лишь хлопает глазами и время от времени всхлипывает.

А я думаю. Я уже поняла, что наша лицейская Игра по сравнению с Игрой, которую устроили местные мажоры, детская песочница. Тут своими силами точно не обойтись. Но и оставлять все, как есть, тоже нельзя.

Есть только одно верное решение — больше выяснить, получить неопровержимые доказательства и с ними идти в полицию.

Я не знаю точно, как построен у тайного клуба весь процесс, но уверена, что без видео или хотя бы аудио-доказательств все обвинения окажутся пустым сотрясанием воздуха.

Всего лишь переписки в отдельном чате. Но каким законом это запрещено?

Тотализатор? И что? Никто не запрещает делать ставки, какой из студентов сколько баллов наберет.

Есть рейтинг, а значит появляются ставки. У нас в лицее деньги даже не упоминались, только баллы. И если Топольский по уши увяз в этом дерьме, то он точно проследил, чтобы деньги нигде не фигурировали.

Значит, я должна получить эти доказательства. Должна выяснить, какая роль в этом всем Никиты, и...

От неожиданности торможу в дверях общежития так резко, что сзади налетает Оливка.

— Ты чего? — она удивленно останавливается, а я даже рот приоткрываю.

Так это я все из-за Топольского? Я из-за него хочу сначала сама докопаться до правды, чтобы его не подставить?

Это открытие неприятно царапает. Ложусь спать, но уснуть не могу, продолжаю думать о Никите.

Я его ненавижу, мне на него наплевать. Но перед глазами встает серое безжизненное лицо, и сердце сжимается.

Утыкаюсь в подушку, закусываю запястье и реву.

От осознания, как его Лия подставила Топольского, тошно. Он циничный мажор, но почему-то то, что Лия девственница, его зацепило. А она решила этим манипулировать.

Реву не только из жалости к Никите, а и к себе. То, как бережно Топольский относится к Лие, цепляет. Это я для него набившее оскомину прошлое, за которое неловко и неприятно даже перед самим собой.

Без конца прокручиваю, как он берет ее руку в свои и прижимается губами...

Разве, когда нет никаких других чувств, кроме чувства вины, так делают? Да, меня это задело, потому что на миг, на короткое время я увидела прошлого Никиту, которого любила. И может даже до сих пор люблю.

«Разлюбиться не могу...»

И я не могу, Демон. Мы с тобой оба товарищи по несчастью.

***

На следующий день в коридорах универа непривычно тихо. Все стараются передвигаться бесшумно, разговаривают тихо, больше шепчутся.

Я чуть шею не свернула, выглядывая «Мазерати» Топольского, но на стоянке перед универом его нет. Значит, Никиту задержали? Или он просто забил на лекции?

??????????????????????????В обеденный перерыв тоже не так шумно, как обычно, Ника по прежнему не видно. После занятий Оливка идет в библиотеку, а я хочу отобрать вещи в стирку. Но только успеваю разложить на кровати одежду, как открывается дверь, и вламывается Никита.

Его лицо уже не похоже на обломок серого камня, наоборот, на скулах горят пятна. Глаза тоже горят, только нехорошо так, Мне не нравится.

— Где твой чемодан? — он распахивает шкаф и поворачивает голову. — Твой белый?

Не успеваю кивнуть, он уже его достает и бросает на пол. Начинает сгребать туда одежду, а я наблюдаю как заколдованная, ни слова сказать не могу. Пока наконец не возвращается способность говорить, и тогда я прокашливаюсь.

— Ты что творишь, Топольский? Зачем мне чемодан?

Он выпрямляется и говорит, глядя в глаза.

— Затем, что ты сегодня же отсюда уезжаешь.

Глава 15-1

Возмущение переполняет так, что я захлебываюсь. Он всерьез считает, что имеет право распоряжаться моей жизнью?