На въезде в село по обе стороны дороги располагался небольшой зверинец: желтоглазая волчица в клетке с собачьей будкой, два медведя – матёрый и подросток, – заключённые в отдельные камеры за сварными решётками, осёл и три вечно линяющих верблюда в просторном загоне. Прежде были ещё павлины и целый табун африканских страусов, но года два назад пернатые перевелись. О судьбе их Пётр Алексеевич не справлялся. Зоосад и придорожное кафе при нём содержал работящий чеченец Рамзан, в просторечии Рома, приехавший сюда на заработки из Урус-Мартана ещё в конце восьмидесятых – шабашил на строительстве коровников и птичников, – да тут и прижившийся, чему немало поспособствовала начавшаяся кавказская война: возвращаться, собственно, оказалось некуда. Какой прок ему был в зверье – загадка, так как смотреть на Роминых питомцев всем дозволялось бесплатно. Наверное, такая песня души. Поговаривали, будто Рома случает свою волчицу с лайкой, а щенков отдаёт знакомым охотникам – из тех мéшанцев вырастают псы, не знающие страха.
Пока ехали по Ашеву, Пал Палыч то и дело вертел головой и внимательно вглядывался в редких прохожих, по большей части женщин, словно выискивал кого-то, кто был ему нужен, – в пронизанном чудом мире, населённом видимым и невидимым, он был дома, но при этом не терял бдительности и всегда оставался начеку.
– Тут сверните, – показал Пал Палыч на грунтовку, уводящую из села налево. – Надоело, поди, вам со мной всё на Сялецкое да на Михалкинское… Каждый год одно – озёра да мочила. А в полях-то гуся мы с вам ещё ня стреляли.
Что правда, то правда – Пётр Алексеевич уже года четыре обсуждал с Пал Палычем охоту на гуся в полях, о которой знал лишь понаслышке – из рассказов знакомых зверобоев – и по спортивно-промысловой литературе: накрытая камуфляжной сеткой яма-
Неподалёку от Ашева размещалось животноводческое хозяйство – коровы по голландской технологии круглый год стояли на ферме без выгула и давали по сорок литров молока в сутки. Скотине на таком содержании для полного вымени нужен питательный корм, поэтому близлежащие пашни от реки Ашевки до Уды были сплошь засеяны кукурузой. До литой спелости кукуруза вызревала не всякий год, да этого и не ждали – царица полей всей своей зелёной массой шла на силос. Поэтому при уборке за початками не следили, и за комбайном их порядком оставалось лежать на жнивье. Раньше гуси по весне кормились в окрестностях всходами озимых зерновых – теперь озимые не возделывали, и пролётные стаи на рассвете и по вечерам ощипывали оставшиеся на полях с осени початки, а отпиваться на ночь и дневать отправлялись на разлившуюся Сороть. Впрочем, в этом году из-за бесснежной зимы нормального половодья не случилось – так, чуть вспухла река и слегка накатила на заливные луга.
Теперь, в два часа пополудни, гуси были на воде – самое время разведать местность. Проехали к Палкино и, оставив машину на краю поля, прогулялись с полкилометра вдоль дренажной канавы, заросшей по краям лозой, осиной, ольхой и тянущейся до самой Ашевки, которую здешние жители считали подлинным истоком Сороти. Примерно тут, по мнению Пал Палыча, проходил путь гусиного перелёта – с воды на жировку и обратно, – если так, то лучше места не придумать: в кустах у канавы было легко схорониться.
– Когда стая летит, издали слышно – по шуму пера, – делился ловчим знанием Пал Палыч. – Идут низко, аж воздух гудит. Голос ня дают, на кормёжку летят без гогота. Услышите, сидите тихо, ня ворошитесь – если себя раскроете, отвернут. А как на вас выйдут, бейте первого, который вядёт. Тогда у них перяполох начнётся, и гуси валом вверх пойдут. Тут из второго ствола бейте – можно ещё одного снять. – Пал Палыч задумался, не забыл ли чего. – Будете подранков достреливать, из кустов ня показывайтесь. Потом собярёте, когда весь гусь прокатит. А то другие стада, какие следом идут, вас увидят и облетят.
Приметив подходящие заросли для засады, вернулись к машине и проехали, внимательно осматривая округу, вдоль серых, ещё не перепаханных полей, разделённых узкими лесополосами. Здесь, расставив для приманки раскрашенные профили, гусей можно было бить на земле, когда те садились на кормёжку. Вблизи, предупредил Пал Палыч, гуси подлог разглядят и могут встревожиться – тут и надо стрелять. Первые улетят, и ладно – за ними подойдут другие.