– Почему я? – удивился Максимка. – Я занят. У меня все люди в разгоне. Оцепление Нагорника – раз, охрана кормушек по всему городу – два, усиление охраны на электростанции – три, на водопроводных станциях, на скважинах… Плюс безопасность суда… Хотя тут и телохранителями уважаемых членов Совета можно обойтись. Вы по скольку головорезов разрешили им с собой взять?
– По два, – ответил Дальский, подошел к бару, открыл и замер, рассматривая батарею бутылок и графинов.
– Итого – тридцать шесть человек… – подсчитал Максимка. – Тридцать шесть вооруженных до зубов бездельников. Справятся. Я своих вообще туда отправлять не буду. Так, обычные дежурные на этажах и перед конференц-залом. Все. А вы, Прохор Степанович, закройте бар от греха подальше, только напиться вам и не хватало в ответственный момент.
– Сам знаю, – отмахнулся Дальский.
– И правильно. Только бар – закройте. Лучше бы посуду вообще выбросить, но где потом такое достанешь. Не «шакаловку» же верхолазам пить, пусть и нашим, низколазящим. – Фрейдин встал с кресла, подошел и сам захлопнул дверцы бара. – Вот так. Когда все закончится… если все закончится хорошо, я сам предложу надраться до свинского состояния. Вы, я, Инга… Я бы еще этому консулу налил, только, боюсь, ему после суда будет немного не до того…
– Что? Да-да, ему будет не до того… – закивал Дальский и вернулся на свое место за письменным столом. – Инга? Как там все у тебя?
– Нормально, – ответила Инга, и Дальскому почудилась усмешка в ее голосе. Издевка. Дальский покосился на Максимку, тот быстро отвернулся к окну.
Толпа на Проплешине не разошлась, но вела себя более-менее спокойно. Техники Фрейдина развернули экран, установили проектор, и каждые десять минут Дальский с этого экрана, как, собственно, со всех экранов в городе, рассказывал о том, что кризис, охвативший город в последние сутки, подошел к концу, задержаны лица – для получения информации о подготовке к осуществлению террористических актов и о попытке насильственного захвата власти в Харькове. Среди них как жители самого города, так и исполняющий обязанности консула Российской Федерации, который подозревается в убийстве и вымогательстве денег.
Подробности – через два часа. Через час пятьдесят. Через час сорок. Через полтора часа. После каждого повтора на экранах появлялись цифры, наглядно демонстрирующие, как долго еще ждать Харькову важной информации.
Люди ждали.
И ливень очень кстати стих, превратившись в мелкую теплую морось, водяную пыль, висящую в воздухе. Люди ждали без криков и шума, только байкеры завели музыку и устроили танцы, а раклы время от времени выкрикивали свое обычное «Мы Гераклы!» стараясь перекричать раклов из других районов. Даже потасовки не вспыхивали. Людям пообещали назвать виновников, это стоило того, чтобы потерпеть голод.
– Все нормально, – повторила Инга. – Гости начинают съезжаться. Я приказала «дрели» и прочую экзотику оставить на въезде. Только пистолеты.
– Не возражали?
– Только Савватеев, но и он быстро заткнулся. Я пообещала показать Лешего, как только все соберутся. Намекнула даже, что разрешу его потрогать. У всех такое злорадство на лицах…
– И кто еще не приехал?
– Да, в общем, уже все. Ректора нет, но его референт сообщил, что Николай Александрович занят. У них там пожар только-только погасили.
– Ты предложила помощь?
– Конечно. Но он отказался. Сказал, что Николай Александрович будет следить за судом через Сеть и свое мнение по поводу приговора так же сообщит.
– Ну и ладно. А остальные?
– Берг, Саракоглу и Филимонов проходят досмотр на пропускниках. Через десять минут можно будет начинать экскурсию.
У Инги, похоже, было отличное настроение. Как всегда, впрочем, перед опасной операцией. И ей нравилось это состояние, балансирование на самой грани. Игра со смертью ее, кажется, даже забавляла.
– Леший в подвале? – уточнил Дальский.
– Я же говорил – в третьем боксе, – напомнил Фрейдин. – Да я вас сам провожу.
– Хорошо, – сказал Дальский. – Я с Максимом Андреевичем спущусь. Встретимся уже возле бокса.
– Возле бокса, – пропел Дальский, выключив связь. – Возле бокса.
Хорошо.
День выдался жарким, но, похоже, есть шанс все закончить правильно. Проклятый Леший! Ему-то что была за выгода во всем происходящем? Он ничего реально не получал в результате.
Во всяком случае, Прохор Степанович не мог придумать для Лешего выгоды. Может, просто не видел ее. Или Леший все это заварил из чистого альтруизма… Вот было бы смешно!