Игры над бездной

– Никого я никуда не отправлял, с чего вы взяли? – удивился Дима. – Мы же договорились не выходить за пределы…

– Вот и я об этом же, – удовлетворенно кивнул ректор. – Мы все сидим в границах города и надеемся, что кто-то придет к нам, принесет туалетную бумагу, китайские товары и европейскую технику… И строим наши отношения внутри границ города так, будто нужно только подождать, и все встанет на свои места. Как было. Как прежде. А если не будет – как прежде? Если там ничего не осталось. Если только нам удалось не свалиться в дикость и варварство… Тогда что? Будем и дальше делать вид, что все нормально? Кстати, наш возбужденный друг, Тарле, рассказывая о пользе от Учкома, забыл упомянуть, что из всей системы здравоохранения уцелела только клиника Учкома. То, что сейчас продолжают называть городскими аптеками и больницами, – всего лишь пустышки. Если кто-то хочет получить квалифицированную помощь, то ему нужно к нам. Пока мы стараемся особо не рассортировывать потенциальных пациентов. Пока у нас все функционирует… но, я не могу изготавливать нужный объем медикаментов, у меня на это нет ни мощностей, ни сырья. Я смогу ремонтировать оборудование, поддерживать его, но сделать новое… мы сейчас над этим работаем, однако успехи не вдохновляют и не внушают особого оптимизма… Да.

– И что из этого следует?

– Сами подумайте. Сами. Подумайте.

– И все же… Может, подскажете? Вы, похоже, это уже неоднократно обдумывали… Судя по уверенному тону и выверенности формулировок…

– А вы, Дима, напрасно ушли из Учкома… – вздохнул Николай Александрович. – Я вам еще тогда говорил…

– Да, говорили, что оборудование для канторщиков можно клепать и здесь, в Учкоме… А я вам сказал, что предпочитаю быть хозяином, а не мальчиком на побегушках. И за двенадцать лет, как мне кажется…

– Да, ваши успехи впечатляют. Но мое предложение с тех пор остается в силе.

– Я понял. Но вы не ответили на мой вопрос. Что же теперь нужно делать? Если вдруг и вправду к нам никто не придет? Вы же наверняка слушаете спутники? То, что мы на них не можем выйти, вовсе не означает, что и у вас не получилось? Мне вообще давно уже кажется, что кто-то просто глушит сигналы спутников в черте города… Даже возникал соблазн послать кого-нибудь подальше от города с приборами, чтобы послушать.

– Там нечего слушать, Дима. Нечего. Большая часть спутников погибла в момент Катастрофы – импульс, знаете ли, был очень мощный. Полгода мы получали картинку с пары российских спутников-шпионов… Результаты землетрясений, цунами, вулканов и прочих напастей… Я мог бы вам показать запись взрыва Йеллоустонского заповедника. Это впечатляет. И Кракатау… Это нас тряхнуло до четырех баллов, а по всему миру – не меньше восьми. Все вулканы проснулись. Береговая черта… скажем так, очень изменилась. В первый день было сообщено о двух сотнях миллионов погибших. А потом сообщать цифры перестали. – Николай Александрович взял со стола карандаш и постукивал им о столешницу, как обычно делал на лекциях, когда еще был преподавателем. – Возможно, все происходящее вокруг нас – только временная пауза. А возможно – начало настоящей катастрофы. Знаете, так бывает на льду: вначале кажется, что еще можно удержаться на ногах, только чуть-чуть проскользнула подошва ботинка. Ерунда, вас только качнуло, вы взмахиваете руками, удерживая равновесие… и вам почти удается его удержать… вы машете руками, но равновесие не восстанавливается, ноги разъезжаются, но вы все пытаетесь, и вместо того, чтобы сгруппироваться и упасть так, чтобы не разбиться, а потом встать, вы пытаетесь устоять… пытаетесь-пытаетесь-пытаетесь… а потом земля окончательно уходит из-под ног и ударяет вас по затылку. С размаху, по тонкой косточке да всем земным шаром… Смерть? Сотрясение мозга? Ушиб? Не знаю. Но если бы вы приняли правильное решение, то в самом тяжком случае лишь немного бы испачкались.

– Ну да, руки можно помыть потом…

– Совершенно верно. Руки можно и помыть… – удовлетворенно кивнул ректор. – Я был рад встрече. Надеюсь, мы еще поболтаем.

– Об удержании равновесия?

– О нем – в первую очередь. – Николай Александрович протянул руку через стол. – До свидания, Дима. Дмитрий Евгеньевич, если не ошибаюсь…

– Дима Механик, – сказал Дима, поколебавшись секунду, пожал руку и вышел из кабинета.

– Дмитрий Евгеньевич, – сказал ректор, достал из кармана белоснежный носовой платок и тщательно вытер ладонь. – Никуда ты не денешься…

Николай Александрович включил селектор:

– Анатолий? Пригласи, будь добр, господина Фрейдина ко мне.

– Да, Николай Александрович, – ответил референт.

Через полминуты в кабинет вошел Максимка.

Молча подошел к креслу и сел.

Демонстративным жестом положил на стол блок коммуникатора и посмотрел на ректора.

Тот чуть приподнял бровь, придав лицу вопросительное выражение.

– С интересом прослушал… – сказал, наконец, Максимка.

Ректор брезгливо поджал губы.

– Вы почти молодец. – Максимка несколько раз хлопнул в ладоши, медленно, будто не аплодировал, а вызывал лакея. – Но только почти.