Игры Вышнего Мира

— Это решать тебе. Захочешь остаться — твоё земное тело немедленно умрёт, и ты обретёшь здесь новую сущность. Но решение ты должен принять до того, как тебя попытаются привести в сознание. Иначе очнёшься в плену у того маленького зверёныша, Тары, и почти наверняка будешь принесён в жертву. Думаю, нет нужды объяснять, что за сим последует.

Ларссон содрогнулся. Жертвоприношение означало Преисподнюю и вечное проклятие. Недавно де Каэрден однозначно подтвердил это.

— Неужели у меня нет никаких шансов?

— Надежда есть всегда, — ответила Визельда. — Будущее не предопределено, оно зависит от человеческих поступков. В данном случае — от поступков одного конкретного человека. Вероятность, что ты останешься в живых, существует, но она очень мала.

Ларссон задумался. Мысль о Преисподней его ужасала, тем более теперь, когда он узнал, что существует реальная альтернатива Нижнему и Вышнему Мирам. Он не знал, что его ждёт на Перекрёстке, и не был уверен, что ему это понравится, — но, по словам Визельды, здесь каждый выбирает свой путь, а не принимает навязанный кем-то.

С другой стороны, Ларссон совсем не хотел умирать. Если есть шанс, он должен уцепиться за него. Не ради себя, а ради Герти. Если он уйдёт сейчас, бросит её на произвол судьбы, то всю оставшуюся вечность будет сожалеть об этом, проклинать себя за трусость и малодушие. Это ничем не лучше проклятия в Преисподней…

— А я точно ничего не вспомню?

— Мне подтвердили, что ничего, — сказала Визельда. — А значит, не будешь раскаиваться в своём решении.

— И сколько мне осталось? Когда я очнусь?

— Минут через десять. Максимум через четверть часа.

— Я… — голос Ларссона сорвался, но он овладел собой и продолжил: — Я уже решил. Возвращаюсь в земной мир. Может быть, ненадолго… А пока есть время, расскажи всё, что знаешь. На всякий случай — вдруг что-нибудь останется в памяти… Если, конечно, я выживу.

Глава 8

Когда Ларссон пришёл в сознание, его колдовские способности не действовали. Также он не мог двинуть ни руками, ни ногами, ни туловищем. Только с головой было всё в порядке — то есть он мог приподнять её и повернуть со стороны в сторону. Что, собственно, и сделал.

Ларссон лежал навзничь посреди просторной комнаты, судя по мебели — гостиной. Правда, кое-что в её обстановке явно не вписывалось в привычный образ гостиной. А именно — начерченная мелом на паркетном полу пентаграмма, в центре которой он находился. По её углам были расставлены незажжённые свечи.

Пока Ларссон осознавал жуткий смысл увиденного, в комнату вошла Тара. На ней был длинный чёрный балахон с наброшенным на голову капюшоном, в руках она держала большой нож с широким блестящим лезвием.

— Ага, уже очнулся! — констатировала Тара. — Тем лучше. Я, видишь ли, собираюсь принести тебя в жертву.

Ларссон и сам это понял. Но что удивительно, совсем не испытывал страха — одну лишь досаду. Как же глупо он прокололся! Как бездарно завалил операцию, которую начал так успешно! Проник в дом, легко разделался со взрослыми, а когда дело дошло до Тары, всё испортил. Расслабился, потерял бдительность, недооценил опасность. А ведь должен был учесть, что в теле девятилетней девочки может находиться кто-то другой. Кто-то взрослый и опытный, прошедший все круги ада…

Между тем Тара зажгла свечи и затемнила окна. В комнате воцарился зловещий полумрак.

— Кто ты? — спросил Ларссон. — Кто ты на самом деле?

Тара пристально посмотрела на него. В её глазах мерцали отблески от пламени свечей.

— А разве ты не знаешь? — произнесла она. — Ты ведь не просто так пришёл за мной. Или те, кто прислал тебя, ничего не объяснили? К твоему сведению, я очень особенная. Сам Хозяин Велиал сделал меня своей избранницей. Мне предстоят великие дела!

Тара говорила так искренне, с такой неподдельной гордостью, что Ларссон понял — она не лжёт. Никто в её тело не вселялся; она была сама собой — маленьким, но крайне злобным зверёнышем…

— Ты уже прошла Чёрное Причастие?

— Нет, мне ещё рано, — ответила Тара, поигрывая ножом. — Но я и так сильнее многих взрослых колдунов. А когда вырасту, стану величайшей ведьмой на свете. Повелитель мне это обещал.

Она подошла к Ларссону, опустилась на корточки и медленно срезала пуговицы с его камзола, а потом с рубашки. На лице её застыло такое мечтательное выражение, как будто она предвкушала редкостное лакомство.

— Давно хотела принести кого-нибудь в жертву. Сама, своими руками — а не просто наблюдать, как это делают другие. Но мама с папой не разрешали, мол, я ещё маленькая. Зато сейчас мне никто не помешает. Папа далеко, а о маме ты сам позаботился. Я не стала будить ни её, ни старого Крулла. Пускай отдохнут, пока я с тобой разбираюсь.

— Родители тебя накажут, — предупредил Ларссон.