Их было семеро…

В следующем номере «Таймс», который Док купил в киоске на турецко-болгарской границе, пока наш «строен» медленно тащился в очереди к таможне на погранпереходе Малко Тырново, взрыву в Ларнаке была отдана уже целая полоса. В репортаже приводились дополнительные подробности, рассказы свидетелей происшествия, было опубликовано несколько снимков, на одном из которых красовался — мы даже глазам своим не поверили — полковник Голубков собственной персоной, в разодранной спортивной курточке, с перевязанным плечом, в окружении нескольких черноусых греков с торжественными и даже суровыми лицами. Подпись под снимком гласила: «Русский турист показал местным полицейским, как нужно работать в чрезвычайных ситуациях». Намек был тонкий, но вполне прозрачный, полиция в Ларнаке набиралась из греков, турки не упускали случая уязвить киприотов греческого происхождения.

Но главная сенсация была в отчете о чрезвычайной сессии парламента, созванной на другой же день после взрыва по требованию оппозиции. Отвечая на обвинения в бездействии полиции, допускающей разгул русской мафии на территории республики и беспрецедентные по масштабу преступления вроде бойни на вилле «Креон» и взрыва виллы в Ларнаке, главный полицейский комиссар Кипра заявил, что полиция располагает неопровержимыми доказательствами того, что погибший при взрыве виллы российский гражданин Грибанов на самом деле являлся видным политическим деятелем России Аркадием Назаровым. На его жизнь было совершено уже два покушения, нет сомнений, что взрыв виллы в Ларнаке преследовал все ту же цель: уничтожить политического противника. Таким образом, являются совершенно беспочвенными нападки оппозиции на республиканскую полицию, а спрос следует предъявить министерству национальной безопасности, допустившему в республике беспардонное хозяйничанье иностранных спецслужб. А поскольку уважаемый господин министр национальной безопасности представляет в коалиционном правительстве именно оппозицию, то ей и следует адресовать все претензии прежде всего к себе.

Тут и пошло!

Все два дня, пока мы катили по Болгарии вдоль черноморского побережья по трассе Е-87, по очереди сменяя друг друга за рулем, Док едва ли не каждый час вылавливал по вмонтированному в водительскую панель «строена» приемнику сообщения Эй-Би-Си или Си-Эн-Эн, посвященные гибели Назарова.

Посольство России на Кипре немедленно заявило протест против обвинения российских спецслужб в организации покушения на Назарова. МИД Кипра ответил в том смысле, что клал он на этот голословный протест с прибором.

Бюро национальной безопасности Германии объявило о том, что располагает неопровержимыми доказательствами участия во взрыве яхты Назарова в Гамбурге бывшего российского гражданина, сотрудника органов госбезопасности Бергера-Петерсона. Пресс-центр ФСБ в тот же день информировал мировую общественность о том, что такого сотрудника в органах безопасности России нет и никогда не было.

Влиятельный конгрессмен США, бывший помощник госсекретаря по национальной безопасности, заявил в интервью газете «Вашингтон пост», что неоднократно встречался с господином Назаровым, высоко ценил его суждения и советы, гибель этого крупного талантливого предпринимателя и дальновидного политического деятеля может быть объяснена только тем, что господин Назаров обладал какими-то огромной важности тайнами и представлял собой весьма серьезную угрозу нынешнему российскому руководству.

После чего российской стороне ничего не оставалось, как дать ответный залп из главного калибра: пресс-секретарь президента озвучил высказывание Бориса Николаевича о том, что он самым решительным образом осуждает практику политического террора, от кого бы она ни исходила и какие бы цели ни преследовала, что он глубоко удручен гибелью своего давнего товарища и сподвижника и выражает сердечное соболезнование его родным и близким.

Да, гибель Назарова была обставлена по высшему классу. Слушая переводы этих радиосообщений, которые вслух делал Док, ребята только ухмылялись, а Трубач время от времени даже гоготал во всю пасть, представляя, что будет, когда Назаров воскреснет.

А воскреснуть он должен был третьего августа. Ровно через пятнадцать дней после нашего ночного разговора возле бассейна. Точнее — после приказа Назарова начать то, что они с Губерманом называли биржевой интервенцией. Просто этот приказ и наш разговор совпали по времени.

Начало разговора было трудным. И не то чтобы я по натуре очень недоверчивый человек, но я ведь не только за себя отвечал. Ребята доверили мне свои жизни — и ничуть не меньше, тут хочешь или не хочешь, но станешь недоверчивым. Назаров, видимо, это понял. Поэтому, когда с прослушиванием пленок и моих кратких комментариев к ним было покончено, он предложил:

— Давайте, Сергей, сделаем так. Сначала я расскажу вам все, что знаю, а потом вы расскажете мне то, что сочтете нужным.

Его рассказ не занял больше десяти минут. И многое в нем было откровением не только для меня, но и для Губермана. Сюжет пьесы обрел полную завершенность. У меня появился единственный вопрос: