— Да. По своей психофизике вы человек, лишенный честолюбия. Свой творческий потенциал вы реализуете в своем деле. Но вам придется стать заметной политической фигурой. Во-первых, чтобы своим авторитетом защитить маленький капиталистический анклав, который вы создали в зоне советской плановой экономики. Вторая причина более общего свойства. В первом веке до новой эры в Афинах был такой законодатель — Солон. О нем есть у Плутарха в «Сравнительных жизнеописаниях». Один из законов Солона гласил: «Человек, не примкнувший во время междоусобия ни к той, ни к другой партии, лишается гражданских прав».
— Странный закон, — заметил Назаров.
— Плутарх тоже называет его странным. Но к нашей ситуации он применим. Развитие вашего дела невозможно обеспечить взятками — даже крупными. Настоящий импульс может дать только принципиально новая экономическая политика. А до тех пор дело может держаться лишь на вашем личном авторитете. Поэтому вы и не можете в междоусобице занимать позицию стороннего наблюдателя.
Поразительно, но этот Фима говорил именно то, о чем совсем недавно думал сам Назаров.
— По-твоему, междоусобица будет? — спросил он, невольно переходя на «ты» и тем самым как бы приближая «социального психолога» к себе.
— Обязательно и очень скоро.
— Интуиция?
— После университета я работал около года в информационном отделе одного НИИ. Оборонка, военная электроника. Переводил с английского разные материалы, тоже по электронике. И когда я приносил переводы ведущим специалистам, они даже понять не могли, о чем идет речь. Тогда я и понял, что совдепии приходят кранты. И значит, междоусобица неизбежна. И сейчас, не теряя времени, вы должны заявить о себе. Причем достаточно эффективно.
— Как?
Губерман усмехнулся:
— Только не отвергайте мою идею с порога. Насколько я знаю, вы член КПСС? На учете в какой организации вы состоите?
— По месту жительства, в ЖЭКе.
— Там же платите членские взносы?
— Само собой.
— Какая у вас зарплата? Я спрашиваю не из праздного любопытства.
Назаров обернулся к Борису:
— Какая у меня зарплата?
— Две тысячи рублей в месяц.
— Так мало? — удивился Губерман.
— Пока хватает. Нужно будет больше — попрошу Бориса Семеновича о прибавке. Надеюсь, не откажет.
— Можно ли сделать так, что ваша зарплата хотя бы на один месяц станет пять, а еще лучше — десять миллионов рублей?
Назаров слегка пожал плечами:
— Теоретически — да. Но зачем?
— Чтобы заплатить парторгу вашего ЖЭКа триста тысяч рублей членских взносов.
У Назарова даже брови полезли на лоб.
— Триста тысяч? Вот так просто взять и отдать? С каких фигов? Это же десять новых «Волг» по ценам черного рынка!
— А вы подумайте, — невозмутимо посоветовал Губерман.
Назаров подумал. И даже засмеялся, представив эффект, который эта его акция произведет, когда о ней станет известно. А в том, что слух о ней пройдет по Москве, как лесной пожар по верхушкам сухостоя, сомнений не было.
— Вот вы и сами все поняли, — констатировал Губерман. — Всего за триста тысяч деревянных вы получаете мощный информационный повод для интереса к своей персоне. О газетах и телевидении я позабочусь. Через несколько дней вы станете самым популярным человеком в стране. Эту популярность нужно использовать с максимальным эффектом. К вам придет мой знакомый из «Литгазеты» — с ним будьте откровенны. В разумных пределах. С остальными — по обстоятельствам. Ваш основной тезис: «Я создавал свое дело не благодаря, а вопреки. Мне противостояли не отдельные чиновники, а вся экономическая и политическая система. Я хочу, чтобы на примере моего кооператива все увидели, какие огромные резервы таятся в частной инициативе людей, не скованных колодками государственного регулирования и диктата партийного аппарата».
— После чего меня немедленно вышибут из партии, — заметил Назаров.
— Это было бы для вас небольшим, но очень приятным подарком. Вы снова окажетесь в центре внимания. Даже если они этого не сделают, вы сами объявите о прекращении своего членства в КПСС.
Назаров задумался. Этот социальный психолог был прав: честолюбие было чуждо его характеру. Но если не существовало других способов защитить свое дело, этот был — при всей его экстравагантности — наиболее эффективным. И Назаров сказал:
— Я согласен.
Борис Розовский заулыбался:
— Я же говорил, что у этого еврейского мальчика на плечах хорошая голова.
— Сколько он у нас получает? — спросил Назаров.
— Триста.
— С этой минуты — шестьсот. И внеси в первый список.
— Что такое первый список? — спросил Губерман.
Розовский объяснил:
— Люди, которые могут входить в этот кабинет без доклада. Их всего одиннадцать человек. Ты — двенадцатый.
— Пустячок, а приятно, — оценил Губерман. — А что нужно сделать, чтобы получить право открывать эту дверь ногой?
— Ты можешь сделать это прямо сейчас. Но это будет в первый и последний раз. Больше в этот кабинет ты не войдешь никогда. Здесь позволено хамить только одному человеку.
— Кому? — с невинным видом спросил Губерман.
— А ты догадайся, — предложил Розовский. — Сообразил?
— С трудом.
— Тогда выметайся!..