Икона и крест

Собравшись, я выехал на трассу M1, оставив Ноттингем справа. Пока я еле-еле тащился в объезд Бирмингема и выезжал на М40, меня сопровождал Моцарт, а оставшийся путь до Оксфорда я провел в компании какого-то диджея. Он нес свою ахинею то ли из Нью-Йорка, то ли из Нью-Джерси, и его доход превышал мой раз в десять. Дорога была перегружена, лобовое стекло закрывала грязная пелена, дворники работали не переставая. Воображаемые преследователи никак не шли у меня из головы, однако в зеркале заднего вида ничего особенного я не замечал. Да и что я мог там увидеть?

В Оксфорде я просочился сквозь Вудсток-роуд, оставил машину у колледжа Святого Эдуарда, вышел под дождь и, минуя церковь, пересек четырехугольный двор. В дверях комнаты отдыха меня ждал человек лет пятидесяти. Копна торчащих во все стороны седых волос смягчала официозность его костюма. Он взглянул на меня поверх серповидных очков и улыбнулся.

– Рад тебя видеть, Гарри! Ну-с, что у тебя там? Давай сразу к делу.

Мы поднялись на галерею и уселись в мягкие кресла неподалеку от бара. Было начало третьего, комната отдыха пустовала. Я достал из портфеля дневник. Мой собеседник переворачивал страницы, внимательно их разглядывая.

– Очаровательно! Ты прав, Гарри. Дневник – времен Елизаветы, можешь не сомневаться. И написан тайнописью, разработанной достаточно рано.

– Сможешь определить ее разновидность?

Я говорил с одним из лучших в мире экспертов по тайнописи елизаветинских времен. Фред Суит что-то пробурчал.

– Похоже на очень раннюю тайнопись. Не удивлюсь, если ее создал сам Тимоти Брайт, – тогда рукопись можно будет отнести к тысяча пятьсот восемьдесят восьмому году или позже. Правда, есть маленькие отличия… Не исключено, что автор пользовался самой ранней версией системы Брайта.

– Взгляни на водяной знак, Фред: Нидерланды времен испанского владычества. Как дневник елизаветинской эпохи оказался написанным на этой бумаге?

Он поднял лист к окну, прищурил глаза и внимательно вгляделся.

– Ты прав. Бумага именно оттуда.

– Что за дичь! Представь себе служебную записку из архивов британского правительства, напечатанную на официальных бланках Третьего рейха!

Тот пожал плечами.

– Может, да, а может, и нет. К концу шестнадцатого века голландцы ослабили испанские путы. Кроме того, Нидерланды кишели английскими тайными агентами. Но я согласен, это странно.

Суит бросил на меня любопытный взгляд.

– Где ты его раздобыл?

– Извини, Фред, мой клиент не хочет раскрывать свое имя.

Мои слова прозвучали слишком уж по-заговорщицки.

– Однако мне и впрямь нужно взломать этот шифр.

– Попробуй взять «Искусство скорописи и тайнописи» Брайта. У Бодлея эта книга должна быть.

Я поблагодарил Фреда и, оставив машину на парковке колледжа, сел в переполненный автобус, идущий к центру Оксфорда. Обычно по своей читательской карточке я проходил в новое здание библиотеки имени Бодлея, в зал географических карт, но Тимоти Брайт относится к редким книгам, и, следовательно, искать его надо было в старом здании, на другой стороне Брод стрит. Я прошел через первый пост охраны и стал подниматься по винтовой лестнице в крыло гуманитарных наук. Сто футов света, готический мираж… Еще один пост. Охранник напряженно работал над кроссвордом в «Дейли миррор». И вот я оказался в святая святых – в библиотеке герцога Хамфри, почти такой же старой, как и нужная мне книга. Черни сюда входа нет. Отныне и во веки веков.

Я заказал Брайта в зале для дипломников и около часа прождал у стола, где выдают редкие издания.

Меня окружали гротески[7], гербы на потолке и слабый запах старинных книг. Пока вернулась служащая, стемнело. Улыбнувшись, она отдала мне маленькую книгу в кожаном переплете. В одной из узких ниш я нашел свободный стул и уселся между пожилым ученым с нервным тиком и девушкой в мини-юбке и с розовым лэптопом. Я положил книгу на длинную узкую полочку и начал осторожно переворачивать страницы. Слова оказались знакомыми. Старый друг Фред не подвел: ключом к дневнику Огилви действительно была система Брайта.

Правила в этой обители знания строгие и обсуждению не подлежат. Любые разговоры вызывают сильнейшее неодобрение. Рукописи, появившиеся до 1901 года, запрещается копировать. Пользоваться переносными фотокопировальными машинами также нельзя. Перьевыми и шариковыми ручками пользоваться запрещено.

Выбирая между лэптопом и карандашом, я остановился на карандаше и, собравшись с силами, взялся за дело.

Профессор исчез около шести вечера, а девушка – немногим позже. В нише я остался один.

В самом начале десятого, когда начал давать о себе знать мой мочевой пузырь и заболели пальцы, я смутно ощутил чье-то присутствие. Я решил не обращать внимания. Тогда человек смущенно кашлянул.

– Мистер Блейк?

Молодой парень с коротко стриженными аккуратными волосами и медной сережкой. В хорошо сшитом костюме-тройке и с зеленым галстуком. Незнакомец, обратившийся ко мне по имени. Опять. Внутри у меня все оборвалось.

– У вас находятся некие документы, которые вам не принадлежат. Я хочу, чтобы вы передали их мне.

Я постарался ничем не выдать своего смятения.