– Еще одно. В подростковом отделении никогда не было столько самоубийств, как в то время, когда он там лежал. В первую очередь умирали те, кто так или иначе над ним издевался. В стационаре нелегко покончить с собой, все предметы, которые можно использовать, находятся под замком. Но если ты точно решился, то… Перерезать сонную артерию пластмассовым ножом – небыстро. В общем, все это продолжалось около года, а потом уже никто не нарывался.
Альбин сделал жест, означающий «я все сказал», и Томми решился задать вопрос:
– Ты читал что-нибудь из того, что я писал в последнее время?
Альбин презрительно скривился:
– Я не читаю
Альбин бросил предупреждающий взгляд на Томми, и тот ретировался, но в голове роились фразы, которые хотелось высказать этому снобу-извращенцу, держащему за руку его девушку.
Томми принялся обдумывать коннотации этого понятия, а Аните удалось выпытать из Альбина еще немного.
– А что потом? – спросила она. – Когда он вырос. Когда его выписали.
– Тогда он тоже лежал не в моем отделении, но думаю, ему стало лучше. Он начал говорить. Через несколько лет его стали отпускать на время, но у него не было семьи, некуда было идти, поэтому можно сказать, что он остался. Пока его не выписали, и тогда он, видимо, и оказался в прачечной, раз вы так говорите.
– Больше ничего?
– Нет, это все. А теперь пусть дядя Томми оценит, достаточно ли этого для того, чтобы он не мстил тому, кто ему ничего плохого не сделал.
– Я думаю, – отозвался Томми.
Анита выпустила руку Альбина, и это движение словно воскресило у него в памяти какое-то воспоминание. Он щелкнул пальцами и сказал:
– А, вот еще. Очевидно, в конце он много времени проводил с Петером Химмельстрандом.
На мгновение у Томми закружилась голова, и он смог лишь переспросить:
– Петером Химмельстрандом?
– Да. Ну, журналистом. Автором песен.
– Я знаю, кто такой Петер Химмельстранд. Но что значит «проводил время»? Это как?
– Ну, он же тогда там лежал, в обычной больнице. Хроническая обструктивная болезнь легких. Курение. И Стена к нему довольно часто заходил уже в конце. Кажется, Химмельстранд умер в девяносто девятом, и вроде сразу после этого Стену выписали.
Альбин усмехнулся и кивнул сам себе, словно вспомнил забавную деталь.
– Что такое? – спросила Анита. – Что-то еще?
– Да. Худдинге – большая больница. Там всякое случается. С годами там сложилась собственная мифология, как в том датском сериале, «Королевство», и Петер Химмельстранд стал ее частью.
– Каким образом?
– Ну, знаешь, хроническая обструктивная болезнь легких. Его же подключили к куче трубок и баллонов, и он почти не мог двигаться, иначе возникал риск коллапса легкого. Потом-то это скрыли, но, видимо, в девяносто девятом он не
– А что тогда?
– Он исчез. Когда в палату пришли, все трубки и баллоны лежали на койке. Но от мужика не осталось и следа. Он как будто испарился.
3. По ту сторону
У меня надежные друзья,
Они помогут, если будет трудно.
И женщина, в которую влюблен,
Любит меня безрассудно.
Город и Порошок
Невозможно не заметить, когда в кровеносную систему города попадает тонна девяностопроцентного кокаина. Казалось, высококачественный порошок разносится ветром, и в начале ноября он добрался до всех крупных пригородов: от Уппландс-Вэсбю на севере до Юрдбру на юге. Стокгольм охватило безумие, и у полиции работы было по горло.
Во-первых, передозировки. По сравнению с героином, кокаин не настолько непредсказуем, но в данном случае продукт отличался невероятной чистотой, а его сплошь и рядом нюхали как обычную разбавленную смесь. Дело заканчивалось тахикардией и последующим коллапсом. Многие умирали от передоза с блаженной улыбкой на губах.
Прибавим сюда тех, кто не передознулся, но на кого кокс подействовал сильнее, чем когда-либо, в результате чего они тронулись умом. Садились в машину и съезжали с набережной в уверенности, что управляют подводной лодкой. Крушили всё вокруг в ночном клубе, спасая танцпол от нашествия пришельцев. Выпрыгивали из окон, чтобы протестировать выросшие у них крылья. И так далее. Количество безрассудных поступков увеличилось в разы. Плюс бессчетное множество людей, которых пришлось задержать, поскольку они, словно в трансе, бродили по городу и не реагировали на попытки вступить с ними в контакт. Их прозвали телепузиками.