Линус посмотрел на Хенрика, смерил его взглядом. В его глазах было холодное, приглушенное безумие – это у них семейное, – но оно редко проявлялось за его жалкой унылой физиономией. Все равно что смотреть на бешеного пса на цепи, которая вот-вот лопнет. Линус поднял руки и сел в кресло.
– Хреново, Хенрик, – сказал он. – Все это очень хреново. Помнишь, что я говорил о…
– Я помню все, что ты говорил, – прошипел Хенрик, так что капли слюны приземлились на стол. – Каждое. Гребаное. Слово. Но сейчас я хочу поговорить, и, похоже, это единственный способ.
– Валяй, говори. Но у тебя очень большие проблемы – надеюсь, ты понимаешь.
– Вот какие у меня проблемы, – сказал Хенрик и приставил дуло пистолета к виску. В глазу у него лопнул сосуд, и Линус стиснул зубы, когда показалось, что Хенрик нажмет на курок. Он с ненавистью смотрел на Линуса, затем опустил пистолет и произнес:
– Вообще-то я хочу сказать только одну вещь. Ты, Линус, превратился в настоящий кусок дерьма.
– О’кей, ну вот и сказал. Теперь я могу взять телефон?
Хенрик помотал головой:
– Я немного разовью эту мысль. Ты – кусок дерьма, потому что относишься к другим, особенно ко мне, как к дерьму. Трындишь про уважение, но у тебя самого этого уважения ноль. Думаешь, ты – Король, потому что в карманах у тебя куча маленьких пакетиков, сам-то слышишь, как это жалко.
– Все звучало иначе, когда…
– Да завали. Сейчас говорю я. Вот ты со своими гантелями и бритой головой думаешь, что ты настоящий бандос, а ты всего лишь
– Ты тоже одинок, Хенрик. Чертовски одинок.
– Да, но разница в том, что у меня хватает ума это понимать и сожалеть об этом. Я пытался, Линус. Правда, пытался, сидел здесь как баба и
Последняя фраза задела Линуса. Он считал баланс сил и отношения с Хенриком
– Вот что, Хенрик. Сегодня вечером будет гигантская поставка. Можешь принять ее вместе со мной. Речь идет о
Хенрик встал с дивана, не спуская пистолета с Линуса:
– Ты не слушаешь. В самом деле, не слушаешь. Все сломалось. Ты все сломал. Починить это невозможно. Я больше не хочу иметь ничего общего с тобой и твоим бизнесом, Линус. Насрать на деньги. В основном я этим занимался ради тебя. Ну и из-за твоих угроз, конечно. Так все началось. А сейчас закончилось. Я завязал, Линус, и говорю еще раз: надеюсь, ты сдохнешь.
Линус сидел в кресле, пока Хенрик пятился к выходу. Линус услышал, как он отпер входную дверь, и сказал:
– Я положил пушку здесь на полку. Думаю, ты не станешь стрелять в меня на лестнице.
Дверь открылась и закрылась. На лестнице удалялись шаги. Линус все еще сидел в кресле.
2
Линус сидел, положив руки на подлокотники и уставившись на гантели в углу. С тех пор как началась реальная движуха, никто не решался описать его поведение с иной точки зрения. Повсюду лишь признание, уважение или страх. Взглянуть на себя глазами Хенрика оказалось неприятно. Разумеется, это лишь
Только когда перед глазами возник образ Майкла Корлеоне, Линус снова обрел способность двигаться. Вот он сидит в кресле и только что отдал приказ убрать своего брата Фредо. Пустой взгляд, внутри что-то твердеет. Одиночество. Прискорбно или, скорее, трагично, но необходимо. Линус не Корлеоне, но проблематика схожая. Проявляя доброту направо и налево, на вершину не забраться, а не разбив яиц, яичницы не приготовить. Грустно, но факт.
Линус включил телефон. Пока играла приветственная мелодия, он размышлял, как поступит с Хенриком. Он угрожал Линусу его собственной пушкой, он
Ход мыслей Линуса прервался, когда он обнаружил более двадцати непрочитанных сообщений, из которых лишь два были от Томми. Линус открыл верхнее сообщение и прочитал его. Затем вскочил с кресла, выбежал из квартиры и пустился вниз по лестнице.
– Кассандра? Кассандра? – шипел Линус в отверстие для почты. – Ответь, мать твою, я знаю, что ты там.
Всю дорогу до ее дома он отправлял сообщения и звонил. Звонил в дверной звонок, барабанил в дверь и, наконец, опустился до последней имевшейся у него возможности достучаться до Кассандры. Сквозь отверстие для почты он видел части ее мрачной квартиры, но сама она, похоже, забилась в угол и не показывалась.