Икс. Место последнее

– Ты видишь, – сказал Обама. – Теперь ты видишь.

Линус кивнул:

– Да, вижу.

Обама схватился за кожу у себя над ключицами, стиснул кулаки и потянул вверх. Пласт темной кожи с липким звуком отделился от груди и шеи. Клей отпустил, лицо сморщилось, и последним рывком он стянул маску через голову и бросил на траву.

При других обстоятельствах Линус заорал бы, увидев его настоящее лицо, но сейчас такой вариант даже не рассматривался, поскольку его охватила вещественность существования. То, что Линус видел перед собой, в каком-то более глубоком смысле было лишь еще одной маской, еще одной разукрашенной фоновой стеной перед мраком.

Это было даже не лицо, а скорее плохо зажившая рана, из которой смотрели бездонные глаза. Множество больших и маленьких шрамов, которые никогда не зашивали, ожоги, которые не лечили, выцветшая, отслаивающаяся кожа, вмятины над сломанными костями. Одна травма возвышалась над другими, словно крест на Голгофе. Два шрама шириной в сантиметр, вероятно оставшихся от порезов, шли от кончиков бровей к уголкам рта и делили лицо на четыре треугольника. Две перпендикулярные линии пересекались под раздробленным носом. На лице, открывшемся Линусу, была вырезана то ли буква, то ли символ – «Х». Ему на плечи легли руки, и голос сказал:

– Войди во мрак.

До этого момента Линус думал, что осмыслил обучение. Слова и присутствие Икса заставляли Линуса погружаться к максимально глубокому пониманию иллюзорности жизни и личности. Но она была именно возможной. Ведь сам коварный мозг занимался уничтожением собственного значения.

Теперь произошло что-то другое.

То, что секунду назад было интеллектуальным осознанием, превратилось в физическую уверенность. Мировую кулису сорвали, и Линуса окутал мрак, в котором он на самом деле все время и находился. Мрак был бескрайним и теплым. Линус вытянул руки, и пальцы коснулись чего-то приятного и вязкого, почти живого, похожего на зачатки чьих-то внутренностей.

Бог. Я внутри Бога.

У него подкосились ноги, и он упал в раскрытые объятия.

Открыв глаза, Линус обнаружил, что лежит на коленях у Икса. Над ним склонилось изуродованное лицо, но Линуса это не волновало. Испытывать отвращение к нему было бы так же абсурдно, как ненавидеть собственную ладонь.

По обе стороны от Икса стояли Алекс и Сергей. Они не отрываясь смотрели на Линуса, их взгляд был совершенно безоценочным. В каком-то смысле Линус находился на поле Йервафельтет, а в другом – все еще во мраке. В нем не было содержимого, не было сущности. Если бы ему приказали станцевать, он бы станцевал, если бы приказали покончить с собой, сделал бы и это. Все равно это не имело значения.

Подобно совершающему обряд священнику, Икс сделал движение ладонями вверх и сказал:

– Падайте.

Из тел Алекса и Сергея словно вдруг извлекли скелет, и они рухнули на землю, приземлились на мягкую траву, а затем подползли к Иксу и положили головы ему на ноги, подняв лица вверх и оказавшись рядом с лицом Линуса. Они часто и тяжело дышали, словно в нетерпеливом предвкушении, и Линус, сам не зная почему, задышал так же.

Звуки, издаваемые в низком регистре, вибрировали в теле у Икса и распространялись через череп Линуса. Все та же допотопная песня, которую напевал дядя Томми, «Со мною всегда небеса». Что-то стало пробиваться из деформированного носа Икса. Черная субстанция, слишком плотная для крови или соплей и слишком бесформенная и текучая для куска плоти. Субстанция вытянулась в тягучую струну с блестящей каплей в самом низу.

Линус открыл рот, чтобы ее проглотить.

Томми

1

Томми нашел Бетти на балконе: она стояла, вцепившись в поручень, и заплаканными глазами разглядывала двор. Он погладил ее по спине и встал рядом, так что их руки касались друг друга. Повышенные голоса с площади разносились по округе и долетали до балкона неразборчивым гулом.

– На площади что-то происходит, – сказала Бетти. – Я боюсь туда идти. Вдруг это как-то связано с Линусом.

– Не связано.

– Откуда ты знаешь?

– Мне пришло сообщение. Из газеты.

Если бы Томми полностью сосредоточился на своих профессиональных обязанностях, сейчас он был бы на площади и занимался историей с Чиво. Но фигура Томми Т. рассеялась, в то время как все более четкие контуры обретал обычный Томми, который больше беспокоился за сестру, чем за сенсацию.

– Дай посмотреть, – Бетти протянула руку.

– Что посмотреть?

– Сообщение.

Томми засомневался, но телефон все же отдал. Даже если «Снэпчат» удалял фотографии через пять секунд, фото Линуса под пытками, подвешенного на крюк, так отпечаталось в памяти Томми, что казалось странным, как это в телефоне его уже нет.

– Ты мне не веришь? – спросил Томми.

– Я думаю, ты говоришь то, что, как тебе кажется, мне сейчас надо услышать.

– Ты не можешь просто довериться?

Бетти покачала головой и открыла папку с сообщениями.