Для Бетти Томми всегда был главным авторитетом. В детстве она чаще приходила с вопросами к нему, чем к родителям. Она бы не вышла за Йорана, если бы Томми с воодушевлением не благословил их брак. Они были счастливы. А потом случилось то, что случилось, но Томми ведь не мог этого предугадать.
Так что Бетти нечасто подвергала сомнению его точку зрения. Обычно она проглатывала его приглаженную правду, как беззубый хлебает суп.
– Кто такой Чиво? – спросила Бетти, читая что-то на экране сузившимися до щелок глазами.
– А ты не знаешь?
– Если бы знала, не спрашивала бы.
– Он заправляет всем в северном квартале. Заправлял.
– Линус может быть замешан в этих… делах?
– Нет. Не в северном квартале. Это невозможно.
– Почему ты так убежден?
– Убежден. Верь мне.
Последние два слова Томми говорил Бетти только в особых случаях. Они были стоп-краном, чем-то окончательным и бесповоротным. Произнося
– Но
Томми не солгал. Он не сомневался, что Линус не имеет ничего общего с делами Чиво. Однако не стал рассказывать, что так же уверен: смерть Чиво и исчезновение Линуса как-то связаны. Но вот
– Каким был Линус в последнее время? – спросил Томми.
– Как обычно. Замотанный.
– Он делал что-то необычное?
– Нет. Хотя да. Продавал печенье.
– Какое печенье?
– Обычное печенье.
– Давай-ка еще раз. Линус продавал печенье?
– Да. Чтобы немного подзаработать. Сам знаешь, нам пришлось забрать у него…
– Знаю-знаю.
Томми оставил ее и пошел в комнату Линуса. По пути прошел мимо Йорана, который сидел в своем кресле в гостиной. Требовательное бульканье означало, что он хочет что-то сказать, но, чтобы его слушать, надо было набраться терпения, а его в данный момент у Томми не было.
История о том, что Линус, словно скаут, ходит по квартирам и продает сладости, была так же убедительна, как и произведения Барбру Линдгрен[43]
в жанре «Что бы ни думали учителя и все остальные, Томми знал, что Линус умен. Он использовал печенье как дымовую завесу, чтобы скрыть что-то другое, настолько серьезное, что ему оказали честь и подвергли пыткам.
До встречи с Эрнесто оставался час, и, за неимением других зацепок, вполне можно заняться тем, что актуально на данный момент. Единорог, убивший Чиво. Томми искренне надеялся, что у этой сказки счастливый конец.
2
Когда Томми вышел на улицу, начал накрапывать дождь, так слабо, что это больше походило на влажное уплотнение воздуха, но вкупе с холодом и пасмурным небом над бетонными фасадами атмосфера была воплощением угрюмости шведских спальных районов, и это настроение передалось Томми. Он застегнул куртку на все пуговицы, засунул руки поглубже в карманы и пошел к площади, в то время как тонкая пленка воды окутывала его лицо, а сердце в груди опускалось все ниже.
Он с ностальгией думал о том, как все было до проклятого звонка Уве Алина из «Стокхольмснютт». Сидел себе в кресле, ел низкокалорийные полуфабрикаты, смотрел по ящику программу про антиквариат, а Хагге приходил и клал голову на ноги. Теперь эта жизнь казалась потерянным раем.
В телефоне было полно уведомлений о пропущенных звонках. От Томаса, который, вероятно, хотел обсудить статью о боксерском клубе, от Янне с его абсурдной автобиографией, от Уве Алина, от Аниты. От людей, которые хотели ему что-то сказать и что-то от него услышать. В телефоне эти звонки и сообщения были аккуратно выстроены в ряд, а в его голове из-за стресса, угрызений совести и страха они скакали, как раскаленные шарики в пинболе, и Томми ужасно хотелось хорошенько дать с ноги по этому механизму и опрокинуть его. Покончить с этим дерьмом. Заползти обратно в кресло.
Если бы не Линус.