Илья Муромец. Святой богатырь

Он пустил добра коня да и богатырского,Он поехал-то дорожкой прямоезжею.Его добрый конь да богатырскииС горы на гору стал перескакивать,С холмы на холму стал перемахивать,Мелки реченьки, озерка промеж ног спущал.Подъезжает он ко реченьке Смородинке,Да ко тоей он ко грязи он ко черноей,Да ко тоей ко березе ко покляпые,К тому славному кресту ко Леванидову.

Засвистал-то Соловей да и по-соловьевому,Закричал злодей-разбойник по-звериному,Так все травушки-муравы уплеталися,Да и лазуревы цветочки осыпалися,Темны лесушки к земле вси приклонилися…А тут старыя казак да Илья Муромец,Да берет-то он свой тугой лук разрывчатый,Во свои берет во белы он во ручушки,Он тетивочку шелковенькую натягивал,А он стрелочку каленую накладывал,То он стрелил в того Соловья-разбойника,

Ему выбирал право око со косицею.Он пустил-то Соловья да на сыру землю,Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному,Он повез его по славному по чисту полю,Мимо гнездышко повез да соловьиное…

Глава 8

Канглы под Черниговом

Беда себя ждать не заставила. В пяти днях пути от Киева отряд увидел первые сожженные села и первых убитых. Старый гридень, Илья и Одихмантьевич, который вроде оправился и пообвык в отряде Ильи и почти уже не чувствовал себя пленником, сунулись следы глядеть.

Села были славянские, а убитые – старики да несколько непогребенных воинов. Воины были полуодеты и безоружны – содрали с них оружие, что ли?

– Да и не было его! – сказал Илья, переворачивая на рассеченную спину молодого парня с удивленно раскрытыми глазами. – Не успели они справиться.

– Да ободрали с него оружие! – сказал гридень.

– Илья прав, – прошептал Соловый. – Он в одном сапоге. Обуться не успел. А так бы сапоги стащили – босой бы лежал.

– Ты-то уж знаешь! – под нос себе пробормотал гридень. – Тебе ль впервой мертвых разувать!

Соловый расслышал и усмехнулся.

– Кто, – спросил его Илья, – кто это набег творит? Хазары?

– Хазары так далеко не ходят теперь. Нет у них своей силы. Они других посылают. А полон – перекупают.

– Так кто?

– Канглы, – сказал Одихмантьевич, поднимая короткую стрелу.

– Кто-кто? – загомонили отроки.

– Печенеги? – спросил Илья. – Конно, изгоном идут на Киев?

– На Чернигов, – поправил Соловей. – Киев на левую руку от нас.

– Ну, что делать будем? – спросил Илья, когда оттащили из сожженного селища мертвецов и уложили рядком, не ведая, как погребать. Славяне были язычники. – Что делать будем?

– Силы наши малые, – сказал гридень. – Надо скорее в Киев весть подавать. А в драку лезть нам не след.

– А ты как думаешь, Одихмантьевич? – спросил Илья Солового, поскольку отроки были в боях небывальцы и только глазами хлопали, а совета подать не могли.

– Ты в Киев идешь? Ну и ступай себе, – ответил пленный. – Подымай там дружину княжескую да под Чернигов, ежели драться охота.

– Хорошо, когда канглы под Черниговом стоять будут, а коли изгоном возьмут? А коли и не возьмут, по селищам полон набрали – по этой дороге назад погонят. Пока дружина к Чернигову пойдет, они уже в Дикое поле уйдут, за Изюмский бугор, а там их не нагнать, полона не отбить!

– Тебя с твоими мальцами, – сказал Одихмантьевич, – канглы конями стопчут и не почуют, только головы ваши под копытами конскими треснут.

– На все воля Божия! – сказал Илья, поднимаясь в седло. – Бери, гридень, двух отроков, да скачите в Киев-град, а мы встречь канглы на Чернигов пойдем.

– А этого куды? – спросил гридень, кивая на Солового. – Ежели мне его вести, то двух отроков мало. Тут ночевки три-четыре будет – еще сбегет.

– Куда мне здесь бежать? – усмехнулся Одихмантьевич. – Мне и так полон, и эдак. – А про себя подумал: «Одно дело – с витязем, пленившим меня в бою, пред очи великого князя, кагана киевского, прибыть, иное – со слугою его на веревке, как собака, прибежать…»

– Я с тобой пойду, – сказал он Илье.

– Сбежит разбойник к печенегам! – заговорил гридень. – Непременно сбежит. Уж лучше его тут прикончить.

– Старый ты, а глупый, – сказал Одихмантьевич. – Только мне к дикарям этим в полон попасть недоставало! Для вас я – пленник, а для них – раб незнаемый!