Илион. Город и страна троянцев. Том 2

Обычный путешественник, особенно если он подъезжает к Троаде морем, едва ли разгадает эту загадку. С другой стороны, если он подъедет, как я, через Черное море и Боспор к Дарданеллам и войдет в Троаду с этой стороны по земле, то эта область сразу произведет на него несравненно более глубокое впечатление своей красотой и своеобразием. Константин Великий дал нам решающее свидетельство того, что это именно так. Когда, размышляя о вопросах мирового масштаба, он озаботился тем, чтобы перенести престол Римской империи из Рима на Восток, его мысли в первую очередь обратились к Илиону. Нам говорят, что здесь фактически уже началось строительство нового Рима, когда превосходство Византия с его природным очарованием и политической важностью стало ясным императору. Он построил Константинополь, и Илиону было суждено превратиться в руины. Не может быть сомнения в том, что, если путешественник проплывет через южную часть Геллеспонта на одном из тех пароходов, которые теперь стали почти что единственным средством транспорта, особенно в один из тех дней, когда не видно горных цепей позади, вся Троада кажется неинтересной, угрюмой и бесплодной. Вряд ли кто-нибудь, кто лишь проплыл вдоль побережья Троянской долины, даже подумает о том, чтобы сделать ее местом действия великой поэмы или широкого круга легенд.

При всем при этом ученые спорят, действительно ли Гомер, или, более широко говоря, поэт, написавший «Илиаду», был в самой стране. Поистине поразительным должен казаться этот спор любому, кто не просто видел эту страну с моря, но путешествовал внутри ее! Я должен сказать, что считаю невозможным, чтобы «Илиада» могла быть сочинена человеком, который не был в стране «Илиады».

В действительности существует и третья возможность, если представить себе, что легенда об Илионе, как и легенды о Ганимеде и Парисе, Гесионе и Геракле, Лаомедонте и Анхизе, возникли и приняли свою форму в самой этой стране, на основании, которое было заложено впечатлениями, производимых этой страной на местных жителей, и что эти легенды уже затем были (в какой бы то ни было полноте) переданы в руки поэта «Илиады», который был уроженцем какой-то другой страны. Такое предположение, признавая очарование страны в качестве колыбели легенды, значительно принижает роль поэта «Илиады». Я полагаю, что у нас на такую гипотезу нет права. «Илиада» едва ли бы сохранила столь правдивый местный колорит, если бы чужеземец переработал местные легенды и выработал из них свою поэму, никогда не видя самой страны.