Илион. Город и страна троянцев. Том 2

Такие мысли постоянно были у меня в уме, когда я обращал свой взор к той небольшой части Европы, которая была видна из нашей деревянной хижины на Гиссарлыке. Это была совсем небольшая часть, и, по правде говоря, я и не хотел бы, чтобы она была больше. Все, что мы видели, – это была южная часть Фракийского Херсонеса, невысокая возвышенность за Геллеспонтом, на южном конце которой древние авторы помещали могилу Протесилая. Вечером, когда я гасил лампу и снова выглядывал на улицу, единственным видимым знаком, связывавшим меня с Европой, был свет маяка на конце этого мыса, который сиял прямо в мое оконце. Но какой рой воспоминаний пробуждал его луч!

Когда утром я смотрел из того же самого окна, я видел, как далеко простирается темно-синее море со своими островами. На расстоянии, отделенный от Херсонеса широкой полосой моря, лежит скалистый Имброс, с его длинным зубчатым хребтом; и прямо за ним поднимается в небо вершина Самофракии. Как же величественно выглядит этот остров с Ужек-Тепе! То, чем является Ида на дальнем юго-востоке, то – Самофракия на дальнем юго-западе; первая – престол Зевса, самого могущественного из всех богов; вторая – второго после него по мощи – Посейдона.

Северянину, особенно если он живет там, где небо часто покрыто тучами, трудно понять, как религиозные представления южных народов так сильно соединились с атмосферными явлениями, или, говоря более мифологично, с явлениями Небес. Нужно видеть широкий горизонт и чистую голубизну троянского неба, чтобы оценить тот эффект, который здесь производит образование облаков. Подчас внезапно, когда море и земля, по всей видимости, лежат в покое, темная масса облаков собирается над вершиной Самофракии и, каждую минуту опускаясь все ниже и ниже, обволакивает один заостренный силуэт горы за другим, пока, наконец, не снисходит шторм и, исхлестав море своими порывами, не окутает тьмою и его, нам легче понять, как детская душа древнего человека видела присутствие самого морского бога в потаенных уголках облаков. И если далеко в юго-западном небе, в направлении Греции, над Эгейским морем появлялась одинокая тучка, постепенно поднимаясь и раскрываясь, подбираясь все ближе и ближе, и наконец касалась вершины Иды, чтобы разбухнуть там и висеть часами или даже днями, и если затем молния всю ночь напролет пробивалась из этой тяжелой тучи, когда весь лик Природы, казалось, был повергнут ниц от страха, кто не мог бы не думать о тех описаниях путешествий Громовержца и пребывания его на Иде, которые дает нам Поэт?

С высот Ужек-Тепе можно увидеть многие другие острова Эгейского моря, которые высоко вздымаются ясными скалистыми очертаниями. Совсем рядом, как раз напротив бухты Бесика лежит засаженный виноградом Тенедос, за которым спрятался ахейский флот, готовясь напасть на Илион. Далеко на юг – хотя только тогда, когда воздух совершенно чист, – мы можем видеть угловатые линии Лесбоса, или, как его называют в наше время, Митилены. Иногда туча поднимается далеко в море, направляется к Лесбосу и мысу Баба, древнему Лекту, и проходит от горы к горе, пока не добирается до Иды. Она идет как раз тем путем, которым шла Гера, когда она искала своего разгневанного супруга на Гаргаре и ей удалось там осуществить любовное примирение, которое изображено в одном из самых чарующих пассажей «Илиады».

Кто бы не почувствовал захватывающего очарования таких сцен? И кто не увидел бы, что великий поэт создал из них великолепную картину о жизни и деяниях олимпийских богов, которую он нарисовал перед нами? Я не буду здесь детально описывать все эти природные явления. Я даже воздержусь от того, чтобы нарисовать величественное зрелище, которое представляет собой подъем и спуск облаков у подножия горы Ида. Однако я не могу скрыть своего удивления при мысли о том, что кто-то счел возможным затмить чудесную красоту троянского пейзажа светом лампы кабинетного ученого и поставить под вопрос ту реальность, которая помогла сформировать видения бессмертного поэта.