Иллюзия преданности (СИ)

— Я же говорил, что будут проблемы, — раздался над головой голос Арри. Как ни странно, он был скорее печальный, чем сердитый.

— Мне не привыкать, — голос Терри прозвучал глухо: он закрывал лицо ладонью.

— Я считал, что это наш общий проект, а ты отдал его, даже не спросив моего мнения. По-твоему, это честно? А Тармо ты это как объяснишь?

— Я что-нибудь придумаю, Арри. Обещаю.

— Например?

Терри отнял ладонь от лица, но так и не смог ничего ответить.

— Все ясно, — вздохнул Арри. — Это будет очередная твоя блестящая идея экспромтом. Как всегда, не поймешь, к добру или к худу ты что-то задумал.

— Прости, Арри, но так было нужно, — это прозвучало бы намного лучше, если бы Терри нашел, где наскрести достаточно уверенности. Почему-то все планы, даже самые смелые, в этот момент показались мелкими в сравнении с обидой друга.

— Ты думаешь, мне нужны твои извинения? Оставь их при себе. Что сделано, то сделано. Как будто если я наору на тебя сейчас и назову придурком, это что-то изменит.

Он запрокинул голову и посмотрел вверх. Слабый ветерок ерошил его волосы и заставлял ежиться. Зимними вечерами в кителе было прохладно.

— Опять прорыв, — сказал Арри и показал пальцем на брешь, в которой плескалась усыпанная осколками звезд ночная тьма. — Здоровенный такой.

Терри отвел взгляд от бреши, огляделся и, удостоверившись, что улица перед равинтолой опустела после ухода Карьяна, произнес вполголоса:

— Мне недавно сказали, что барьер может рвануть и отправить полгорода в Бездну. Как думаешь, правда?

Арри задумчиво почесал в затылке. Фуражка при этом потешно сдвинулась на лоб.

— Не верится, — выдохнул он облачко пара, завороженно глядя на переливы отраженного света над головой. — Значит, мы можем умереть в любой момент? Или что должно случиться, что он решит вдруг взорваться?

— Например, если кто-то рискнет его снять. Сам понимаешь, что магия не может при этом мирно стечь в землю и снова уснуть в кристаллах, — нервно хохотнул Терри, против воли представив себе ударную волну, которую породит такая громадина, как купол над Академией. И что эта волна сделает с тем, кто возомнит себя настолько могущественным, чтобы управлять ей.

Арри внимательно посмотрел на друга.

— Ты собрался его снять? Это и есть твоя новая блестящая идея?

— Не совсем моя, — Терри поднялся с холодной каменной ступеньки и расправил плечи. — Идея витает в воздухе, и кто первый ее подхватит, тому все почести.

Интермедия. Матьяс Бродэк

Паршивый день не задался с самого паршивого утра. Промозглый ветер сорвал демонову серую шляпу и зловредно швырнул в глубокую грязную лужу прямо под колесо уродливого коронерского экипажа. Матьяс протянул ладонь ей вслед, будто шляпу каким-то чудом можно было еще спасти, а потом развел руками, как бы говоря Создателю: «С ней все кончено».

Матьяс Бродэк сказал бы: «Туда ей и дорога», но вместо того, чтобы оставить шляпу умирать на дороге, стал обходить лужу по краю. Что поделать. По мнению шефа, головной убор искателя нельзя было просто взять и потерять. Нет. Хоть раздавленную, хоть изрезанную, хоть в крови — а все ж ты сдай ему лично то, что от нее осталось.

Матьяс был раздражен. Матьяс закатывал глаза. Но Матьяс знал, что будет, если он бросит шляпу валяться в грязи.

Сперва станет плохо Алпину. А потом станет плохо всем.

Ей-ей, проще достать из грязи и свалить всю вину на разыгравшийся ветер, как принято в этом городе. Тогда Алпин поворчит, но выдаст новую.

Но придется залезть в грязь начищенными ботинками.

Проклятая шляпа. Паршивое утро.

Заведенный среди искателей с подачи шефа обычай носить и ценить серую шляпу Матьяс считал ребячеством. Но кого вообще в Акато-Риору может удивить склонность горцев к глупым причудам? Риорцы еще добавят, что бедовая голова горца — еще полбеды, а настоящая беда — упертый лоб. Матьяс сам был родом из той же деревни на склоне Небесной Девы, что и его шеф, Алпин Фарелл. Однако если кто-то решит, что горец горца простит за упрямое ребячество, то рискует недооценить их. Недаром кланы всю историю друг с другом на ножах, да и внутри одного клана то и дело вспыхивает неутолимая вражда. Дурь брата и родича почему-то видится даже отчетливее, чем странности чужака, который вырос под чужим небом и неизвестно еще, какую правду в голове носит.

О, если б кто-то рискнул спросить Бродэка относительно Фарелла, то наслушался бы! По его мнению, шеф искателей дурил изрядно! И если бы дело было только в безобидных шляпах! Нет. Бродэк прежде был гвардейцем в городской управе и прекрасно знал, что за делишки обстряпывал его земляк, чтобы поддерживать на плаву и в законном поле свое любимое детище: дешевую местную реплику имперской столичной газеты. На второсортной бумаге под его неусыпным контролем вперемешку с некрологами и объявлениями о поиске работников публиковали домыслы людей, претенциозно называющих себя «искателями».