Иллюзия преданности (СИ)

Эти люди надевали серые шляпы и везде совали свои длинные носы, а Фарелл управлял ими, направлял и порой даже натравливал, преследуя свои цели. И теперь Матьяс был одним из них. Как демонов Эдо Римари, любимец женщин, аристократ, меценат и лучший искатель «Королевского вестника», чтоб его!..

Бродэк цветисто, как умели только горцы, выругался, разглядывая грязную шляпу и утопшие в грязи новые ботинки из телячьей кожи. В такие дни он жалел, что повелся на убедительные доводы Фарелла в виде синей пачки банковских билетов и променял одну собачью работу на другую.

Очевидно же, что грязи нахватаешься, хоть звезду на лацкане носи, хоть эту пафосную до нелепости серую шляпу!

Уже не пытаясь обходить лужи, Бродэк зашагал прямо к Чайному домику.

Он был очень зол на погоду, себя, шефа и вообще.

Не утруждая себя вежливыми поклонами и приветствиями, он прошел мимо спокойно попивающих чай коллег, остановившись перед тем, кого хорошо знал еще по прежней службе.

— Данно, видел шефа?

Высокий сухощавый риорец Таль Данно смерил Бродэка взглядом и вопросительно поднял бровь. Виски у него были густо припорошены белым — в Управлении ходили упорные слухи, что это не седина. Сплетни были занимательными. Хотя бы потому что затрагивали все Древние дома, без исключения. Матьяс использовал те разговоры как повод подтянуть некогда скудные познания о людях с белыми волосами.

— Задерживается. У тебя проблемы? — он выразительно посмотрел на раскисшую шляпу.

Матьяс неискренне улыбнулся и пожал плечами.

— Западному ветру не понравилась моя шляпа. Или понравилась. Как посмотреть. Мне новая нужна.

— Это вполне в духе западного ветра, — невозмутимо кивнул Данно. — От него добра не жди.

«Опять эти ваши риорские суеверия», — раздраженно подумал Бродэк. И оказался прав.

— А плохая новость какая? — как бы невзначай поинтересовался Таль.

— Что?

— Западный ветер приносит только дурные вести. Ну и что на этот раз?

Матьяс глянул на свою погибшую шляпу. И впрямь…

— Эдо Римари. Его экономка — двоюродная тетка моей жены. Пока Римари носит по свету, эта хозяйственная женщина продает знакомым зелень из его теплиц — чтобы не пропадала зря. Ну и прибавка к жалованию лишней не будет. Так вот, наш Римари прислал домой поверенного, чтобы тот навел порядок в его делах и подготовил передачу имущества, как там у них принято. Вернул все семье, если коротко.

— Ты считаешь, это дурной знак? — проницательно спросил Данно.

— А ты полагаешь, это не так? Римари просто ни с того ни с сего, находясь Владетель знает где, решил, что его обременяет пустой дом в Акато-Риору и люди, которые зависят от его денег. Я должен поверить?

Узкое плечо Данно дернулось. То ли от досады, то ли еще от чего. Он оглянулся на доску с расписаниями дежурств. Бродэк проследил его взгляд и догадался, о чем тот подумал. Строчка с именем Эдо Римари традиционно оставалась пустой. Никакихх закрашенных прямоугольников, никаких пометок. Только приколот эмалированный значок с эмблемой королевской почтовой морской службы.

— Римари уже давно должен был остепениться и завести семью, но так и не сделал этого, — негромко, словно разговаривая со своими мыслями, сказал Данно. А потом взглянул на Бродэка и спросил бестактно: — Ты сам-то женат?

— Да, и счастливо.

Следовало прибавить: «И ты пил на моей свадьбе полгода назад, растяпа», но Матьяс сдержался. День и без того был паршивый. Он сомневался, что сможет сказать это в нужной степени дружелюбно, чтобы не прозвучало как оскорбление.

— А Римари нет. При этом ты волен был вообще никогда не жениться, да? Никто не ждал от тебя, что ты дашь жизнь чистокровному потомству?

— Что значит «чистокровное» в моем случае? — болезненно поморщился Бродэк. Он, как и Фарелл, был из тех детей, которых риорцы вывезли из долины Риордана в восемьдесят шестом. Этим детям полагалось быть благодарными за спасение и не думать о том, за что умирали их отцы. И уж тем более не бороться за сохранения того, что давно истлело.

— Не меняй тему, — спокойно парировал Данно. — Полагаю, для тебя никаких правил на этот счет нет. По крайней мере, я не слышал о таком.

— Нет. Я свободный человек.

«Который почти забыл язык, на котором говорил дед», — мысленно добавил Бродэк.

— А Римари нет, — повторил Данно и скрестил на груди руки. — Древние принадлежат своему дому от рождения до смерти. Совсем другой уровень ответственности. Это трудно объяснить. Но если бы все было иначе, они бы не выжили во Второй эпохе.

— И это все ты мне рассказываешь для того, чтобы убедить меня, что Римари не вляпался в грязь по самые голенища? И отказывается от дома только потому, что не успел жениться? И песню какой-то женщине поэтому прислал?

— Погоди, не части. Я и половины слов из-за твоего произношения не понял. Что там про песню?

Бродэк остановился, напоровшись на насмешку, как на короткий охотничий нож. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул и заговорил так, как учили: внятно пропевая длинные риорские гласные.