Иллюзия преданности (СИ)

— Он сын Риамен, верно. В этом вся проблема. Его мать лгала мне, а я был слишком мягок с ней и позволил зайти так далеко. В том, что произошло, есть и моя вина, как короля. Ты понимаешь, дочь моя?

— Я не могу смотреть, как вы травите его, отец, — очень тихо сказала принцесса.

— Ты ждешь, что я стану повторять свои ошибки — на этот раз с ее сыном?

— Это было бы очень опасно, ваше высочество, — вмешался Риттау, будто его драгоценное мнение кто-то спрашивал.

— Благодарю за дельное уточнение, сотник, — темные глаза короля опасно сощурились, и Риттау благоразумно замолчал, заинтересовавшись воздушным пирожным, похожим на кучевое облако в корзинке. Эриен продолжил говорить, но уже без угрозы: — И потом, разве я травил его? Напротив, я распорядился приготовить настолько вкусную рыбу, насколько это возможно. Что скажете, Риамен? Вкусная рыба?

Терри вцепился в спинку стула, словно тот мог ускакать.

— Вкусная, ваше величество. Благодарю вас.

Принцесса бросила на него мимолетный взгляд, который яснее слов просил: «Помолчите!» Терри не мог позволить принцессе заступаться за него перед королем, поэтому так хладнокровно, как мог, произнес:

— Нет нужды беспокоиться обо мне, принцесса.

— Прошу, отец, — все еще очень тихо сказала она. — Не заставляйте его доедать это.

— Пусть признает, что солгал, и просит прощения у Риттау… Но что если он не солгал? Почему мне в голову не приходило заказать подобные исследования у наших ученых?

— Потому что это жестоко, — принцесса после долгих колебаний все же опустилась на свое место. Она так и не получила дозволения уйти.

— Разве? В любом случае, я хочу, чтобы сын Лассель Риамен вовремя понял, что за любое слово придется ответить. Рано или поздно. Особенно за ложь. А если в следующий раз он попробует уронить не прибор, а тарелку с рыбой, то будет доедать с пола, — король сказал это с такой интонацией, что Терри предпочел больше не терять вилки и ножи до самого конца трапезы. Хотя это было нелегко.

Принцесса больше ничего не сказала. Говорил король. Говорил о тех, кто лжет, и признавался, что хотел бы, чтобы в жизни каждого из них настал такой момент, когда вся эта ложь встала бы поперек горла, как эта рыба. Терри было невыразимо стыдно перед принцессой. Допустил, чтобы девушка заступалась за него, надо же! Она все же не стала ничего есть, только мелкими глотками пила чай. Длинные густые ресницы ее подрагивали, но светлых глаз принцессы Терри в тот день больше не видел.

Он навсегда запомнил усвоенный урок и каждое слово о цене лжи.

Каждое. Слово.

* * *

Антеро Риттау в качестве конвоира оказался невыносимее десятника. Тот хоть и носил в кармане пилюли для нейтрализации «стертых» и угрожал Терри физической расправой за лишние вопросы, все же относился к нему ровнее. Поведение десятника яснее слов говорило: ему, в сущности, наплевать. Он не пытался Терри как-то особенно задеть и предпочитал, чтобы тот помалкивал и не создавал проблем. Антеро Риттау был совсем другим человеком.

Ему доставила удовольствие и рыба, которую Терри пришлось съесть целиком, и настигшая бакалавра на полпути полуобморочная слабость — тоже. Если во время завтрака сотник больше помалкивал и тонко улыбался, то сейчас никто не мешал ему высказываться.

Дорога от дворца к Академии еще никогда не казалась Терри длиннее и сложнее. Он шел молча, обливаясь холодным потом, только бросал на холеного родственника прожигающие взгляды, а тот читал невыносимую лекцию о том, что король многое дает, но еще больше спрашивает. Как будто Терри чего-то недопонял, когда ему пришлось жевать проклятую рыбу лишь бы не просить прощения у Риттау за глупую просроченную ложь!

— Давайте-ка присядем, Риамен. Вы на ногах не стоите, — задумчиво сказал сотник, разглядывая потемневшую от времени резную вывеску с изображенной на ней крупной рыбой в прыжке. Терри даже смотреть на нее было тошно. Еще и название издевательское: «Королевский улов». Как назло.

— У меня мало времени, — проскрипел он, убирая со лба мокрую прядь. — Если поймут, что я ушел в самоволку — будут проблемы.

Холодное осеннее солнце улеглось на городские крыши. На козырьке рядом с флюгером две сварливые морские птицы пытались перекричать друг друга и взмахивали большими крыльями. От их тревожных криков на высокой ноте сжималось горло.

Терри ненавидел сейчас и громких птиц, и утреннюю сырость, и горький запах печного дыма, пластами ложащегося на бледное осеннее небо. А еще больше он ненавидел сотника и его демонову проницательность.

Они вошли в равинтолу, и Терри, как подрубленный, упал на первый подвернувшийся стул. Ужасно не хотелось это признавать, но ему и впрямь нужна была передышка. Настоящие проблемы начались не во время завтрака, а после. Чем дольше он переставлял ноги, тем сильнее протестовал желудок. Сцепив зубы, Терри старательно дышал носом. В голову сами собой лезли непрошенные мысли о том, как Маррет злился на него за неоправданное промедление. Знал, что его ждет в наказание. Знал. У «стертого» не было иллюзий насчет того, что с ним будет.