Иллюзионист. Иногда искусство заставляет идти на преступление, а иногда преступление – это искусство…

– Не знаю, – задумчиво добавил Гордеев, – я еще не опрашивал свидетелей.

– Мы собрали улики. Готов поспорить на что угодно, она сама упорхнула в свой последний пируэт.

– Жень, а ты знал, что по уставу для наружного осмотра трупа может быть привлечен любой врач? В следующий раз заеду в местную больничку и захвачу с собой медбрата, чувствую, от него будет больше пользы.

– Почему?

– Языком зря чесать не будет.

– Ты всерьез считаешь, что я на глаз не смогу отличить преднамеренное от типичного «парашютиста»? – криминалист вновь надел маску и откинул полиэтилен с трупа.

Роза Михайловна оказалась мало отличимой от фотографии, которую следователь недавно видел в новостях. Высокая, худощавая, жилистая старушка. Седые волосы уложены в короткую модную прическу. Легкий макияж, едва заметный на фоне глубоких морщин. Черное бархатное платье с овальным декольте, открывающим одрябшую шею, которую теперь уже невыгодно подчеркивало колье из небесного цвета бриллиантов.

– Погибшая, Роза Михайловна Крылаева, шестьдесят девять лет. В пятнадцать часов двадцать минут вышла на веранду и выпала со второго этажа через ограждение. Следов борьбы нет. Под ногтями не обнаружено ни посторонних частиц, ни волокон. Угол приземления, а также форма пятен крови указывают на то, что на падение тела не повлияла дополнительная внешняя сила. Предварительно, смерть наступила от перелома шеи в пятнадцать тридцать одну. И как вы знаете, уважаемый начальник, у самоубийц принято снимать обувь, – добавил криминалист, указав на замшевую туфлю, слетевшую с правой ноги погибшей и отмеченную маркером № 4.

– Любопытно. Вот только что, если ее уже мертвую скинули?

– А это мы сможем выяснить завтра, к шести вечера.

– Постарайся пораньше. Дело громкое, лучше, чтобы оно поскорей утихло.

Пока труп укладывали на носилки, Гордеев еще несколько минут прогулялся по саду, задумчиво рассматривая бутоны на пышных клумбах. В доме зажгли свет, и окна гостиной оживились на фоне остальных пустых комнат особняка.

Внутри собралась пестрая толпа из десяти человек. Гордеев окинул присутствующих цепким взглядом, который приглушил шепот и всхлипывания.

– Мне нужна пустая комната, я буду вызывать вас по одному.

– Думаю, мамин кабинет подойдет, – кивнула средних лет женщина с опухшими от слез глазами, – он прямо по коридору.

Гордеев расположился за широким письменным столом, левая часть которого была уставлена рамочками с семейными фото, а правая – аккуратными папками документов. Напротив окна чуть слышно бурлил компрессор подачи воздуха, пуская струйки пузырьков у стенок аквариума, за которыми лениво плавали крупные, похожие на сомов рыбы. Противоположную стену занимали книжный шкаф и картины в тяжелых рамах, некоторые из них недавно решили перевесить, судя по прямоугольным следам на выцветших обоях.

Гордеев приступил к сбору показаний от первой группы свидетелей. Коллеги, друзья, ученики… Все были отлично друг с другом знакомы. Картина понемногу начала проясняться.

– В последний раз я говорила с Розой на крыльце, – всхлипнула пожилая дама в строгом платье от Гуччи. – Она приехала позже всех, похоже, у нее возникли срочные дела. Я поздравила ее с рождением дочери, вы ведь знаете, с годами матерей перестают поздравлять с этим событием. Она сказала, что устала от московских пробок и что поскорее хочет сменить платье.

– Мы немного поболтали за бокалом шампанского. Роза сожалела, что пропустила сюрприз для Наташи. Я показала ей фотографии. А потом к нам спустились мальчики, и Роза отошла поболтать с ними, – протараторила средних лет блондинка с неудачной пластикой губ.

– Да, эти мальчики – отличные ребята! Правда, в последнее время Роза редко могла их видеть. Старший учится где-то в Европе, приезжает на лето, а тот, что помладше, недавно поступил во ВГИК. Очень талантливый. Я сфотографировал их всех вместе, а потом она пожаловалась, что в комнате душно, – припомнил пожилой мужчина с пышными седыми усами на круглом лице.