Иловайский капкан

У гаражного блока, отсвечивая рубином, стояла его «Ява». Шубин завел мотор и тронулся к будке КПП. Сонный дежурный поднял изнутри шлагбаум, Сашка приветственно махнул рукой и вырулил на еще пустынные, мигающие светофорами улицы. Через десять минут он достиг квартала Гаевого, выехал на трассу, и в лицо ударил ветер. Трасса, по которой неслась «Ява», пролегала средь бескрайних полей, окаймленных посадками, за ними справа тянулась череда меловых гор, у которых в утренней дымке темнели высокие осокори над белеющими в долинах селениями. Потом ландшафт чуть сменился: у горизонта там и сям засинели терриконы, и мотоцикл стал приближаться к металлургическому Алчевску. Несколько уходящих в небо труб когда-то одного из крупнейших в Европе комбината еще дымили, в воздухе чувствовался запах доменного шлака. Вскоре он сменился свежестью рощ и лугов – мотоцикл вымахнул на возвышенность Брянки, за которой на широком просторе раскинулся Стаханов. Миновав окраину, а потом центр с малолюдным базаром, городской с прудом парк и квартал Стройгородок, байкер оказался на другом конце, в Чутино. Когда-то это было основанное еще запорожцами село, а теперь несколько утопающих в зелени улиц, окаймленных сонной речушкой Камышевахой. Со стороны древнего Свято-Николаевского собора звонили к службе.

Подъехав к дому родителей, Сашка заглушил мотоцикл и, прихватив с багажника сумку, направился к воротам, на басовитый лай своего любимца Дозора.

– Ну, будет, будет, – потрепал он его по загривку, войдя во двор, а навстречу уже спешила мать, вытирая о фартук руки.

– А где батя? – расцеловавшись с ней, поинтересовался гость, когда зашли в летнюю кухню.

– В саду. Зови его, будем завтракать.

– Понял, – ответил тот, поставив сумку на табурет, и вместе с Дозором прошел к внутренней калитке.

За ней белели известкой стволы десятка яблонь, слив и груш, а в конце усадьбы, на низкой лавочке рядом с плакучей ивой, у тихо струящейся воды, сутулился отец.

– Здорово, батя! – пожав старику руку, уселся рядом.

– А мы уж тебя заждались, – оживился тот. – Вот, собираю урожай, – кивнул на стоящую рядом корзину с золотистым анисом.

Сашка взял один и смачно захрустел, констатировав «в самый раз», после чего оба закурили.

– Ну, как дела на службе, сынок? – затянулся сигаретой отец.

– Вчера взяли очередную банду. Полные отморозки.

– Да, развелось этой погани кругом. Прям настоящая война, – вздохнул Иван Петрович.

– Ничего, батя, прорвемся. Там мама зовет завтракать.

– И то дело, – кряхтя, поднялся старый шахтер. – Бери корзину.

На завтрак была жареная картошка с салатом из помидоров с родительского огорода, а к ним банка тушенки «Великая стена» и копченый сыр из гостинцев, доставленных Сашкой.

– Зря потратился, сынок, – сказал Иван Петрович. – У нас с матерью все есть, урожай в этом году неплохой.

– То так, – поддержала его мать, налив сыну чаю.

– По хозяйству надо чего помочь? – прихлебывая его, спросил у отца Сашка.

– Да нет. Все в порядке.

– Ну, тогда я проскочу к Оксане.

– Хорошая дивчина, – посветлела лицом мать. – Сколько лет встречаетесь, пора бы и жениться.

– Точно, пора, – взглянул на сына отец. – А то гляди, бобылем останешься.

– Не останусь, – рассмеялся сын и вышел.

Оксаны, живущей на соседней улице, дома не оказалось, ее бабка сообщила, что внучка на работе, и Сашка на мотоцикле пострекотал туда, захватив подарок, янтарное ожерелье, на которое лейтенант копил несколько месяцев со своего жалованья. Проскочив утопавший в зелени Стройгородок, мотоцикл свернул к ЦГБ, расположенной в старом парке, и встал у одного из корпусов.

Взбежав по ступенькам на крыльцо, Шубин потянул на себя стеклянную дверь и оказался в вестибюле с больничными запахами.

– Здравствуйте, теть Маш, – сказал сидящей за перегородкой пожилой женщине. Та, мелькая спицами, что-то вязала.

– И тебе, Шурик, не хворать, – качнула та сидящими на кончике носа очками. – Ты никак к Оксане Юрьевне? Она на втором этаже, в процедурной.

– Спасибо, – улыбнулся Сашка и шагнул к лестничному маршу.

Найдя на втором этаже нужный кабинет, постучал.

Оксана, в белой шапочке и халате, сидя за столом, что-то писала.

– Ой, Сашка! – обрадовалась она. – Каким ветром?

– Степным, – белозубо рассмеялся гость. – А это тебе, – извлек из кармана и протянул девушке узкий пенал, – подарок.

Та взяла, отодвинула крышку и прошептала:

– Красивое какое, будто солнце…

– Балтийский янтарь, – улыбнулся гость. – По поверью делает владельца красивее. Хотя этого у тебя и так с избытком.

Оксана действительно была красавицей. Среднего роста, с точеной фигуркой и черными очами, как ее тезка из гоголевских «Вечеров близ Диканьки».

– Кстати, – наклонился к столу Сашка, – ты когда заканчиваешь? Есть предложение смотаться на Донец, искупаться.

– В три, – чмокнула его в щеку доктор, проходя к зеркалу, чтобы примерить украшение.

– Саня, ты у меня такой! – обернулась, сияя глазами.

– Ну ладно-ладно, – поднялся со стула ухажер. – Значит, в четыре я у тебя.