Имена на поверке

Мы подымаем   винтовочный голос,чтоб так   разрасталась     наша       Отчизна —как зерно,в котором прячется поросль,как зерно,из которого начался   колосвысокого коммунизма.Поэтому я не могу разлюбить Россию.И пусть тогдана язык людей,всепонятный снова,    как слава,всепонятый снова,попадет   мое     русское до костей,моесоветское до корней,мое украинское тихое слово.И пусть войдути в семью и в плакатслова,   как зшиток

(коль сшита кипа),как травень в травах,як липеньв липахта ще як блакитные облака!О какя девушек русских прохаюговорить любимымгубы в губызадыхающееся «кохаю»и понятнейшее слово —«любый».И, звезды   прохладныммонистом надевши,скажет мне девушка:«Боязновсе».Моя несказанная   родина-девушкаэти слова произнесет.Для меня стихи —   вокругшарный ветер,никогда не зажатыймежду страниц.Кто сможет егоот страниц отстранить?Может,

не будь стихов на свете,я бы родился,чтоб их сочинить.

«Но если бы…»

Но если быкто-нибудь мне сказал:сожги стихи —коммунизм начнется.Я только б терциюпомолчал,я только сердце свое   слыхал,я только б не вытерсухие глаза,хоть может — в тумане,хоть может —согнется   плечо над огнем.Но это нельзя.А можно   долго     мечтатьпро коммуну.А надо думать   только о ней.И необходимопадатьюным

и — смерти подобно —медлить коней!Но не только огнюсожженных тетрадокосвещать меняи дорогую мою:пулеметный огоньпесню пробовать будет —конь в наметенад бездной Европу разбудит, —и хоть я на упадочничествоне падок,пусть не песня,а я упадув бою.Но если япрекращусь в бою,не другую песнюдругие споют.И за то,чтоб как в русскиев небесафранцузская девушкасмотрела б спокойно,согласился б ни строчкив жисть   не писать…А потом взял бы

и написалтако-о-ое…

26 сентября 1940 г.

16 октября 1940 г.

28 января 1941 г.

Иосиф Ливертовский

Папиросы

Я сижу с извечной папиросой,Над бумагой голову склоня,А отец вздохнет, посмотрит косо —Мой отец боится за меня.Седенький и невысокий ростом,Он ко мне любовью был таков,Что убрал бы, спрятал папиросыМагазинов всех и всех ларьков.Тут же рядом, прямо во двореОн бы сжег их на большом костре.Но, меня обидеть не желая,Он не прятал их, не убирал.Ворвалась война, война большая,Я на фронт, на запад уезжал.Мне отец пожал впервые руку.Он не плакал в длинный миг разлуки.Может быть, отцовскую тревогуЗаглушил свистками паровоз.Этого не знаю.Он в дорогуПодарил мне пачку папирос.

Ночь