Именем Земли

Лида покосилась на Танечку Добренко, вторую кандидатку на детские роли. Ростом Таня тоже не вышла… но восьмой месяц беременности явно мешал ей изображать Суок, не говоря уже о Тутти. При каждом рывке автобуса, помнившего еще правление Хрущева, Танечка ласково хваталась за живот. Впрочем, сейчас она и это забывала делать. Отчаянно глядя на Лиду, Танечка мотала головой и умоляюще улыбалась. Признаться, что Танечка не может играть Суок, было бы жестоко. Главреж давно заявлял, что уволит первую же актрису, посмевшую забеременеть. Лишь мечтательно-летаргическое состояние не позволяло ему заметить Танину фигуру или удивиться тому, что в спектакле она исполняет роль Второго Толстяка.

– Нет, не играют. Это в книге они вместе, а у нас новое прочтение текста. Тутти – это лишь мечта девочки Суок о богатом и могущественном брате… ну, и эротический подтекст небольшой… А для Тутти придуманная им Суок – проявление комплекса Электры… ну, еще и показатель его стремления властвовать, помыкать женщинами…

Главреж задумчиво покивал.

– Любопытная трактовка… Да-с. А не слишком ли круто?

– Спектакль-то для взрослых, – храбро пискнула Лида.

– Ну да, понимаю, – главреж кивнул, однако из состояния мозговой активности не выпал. – Ребята, а зачем мы переделываем детский спектакль для взрослых? Давайте сыграем… э‑э‑э… «Сон в летнюю ночь»? Или…

Из-за спины главного вынырнул помреж. Молодой и энергичный, он давно уже занимался делами творческими, оставив главному режиссеру любимую тем административную часть работы.

– Леопольд Львович, вы помните, как на прошлой неделе мы обсуждали политическую ситуацию в стране? Все нестабильно, неясно, борются силы старые и новые… то есть, старые и очень старые. Брать спектакли советских лет – провокационно. Брать спектакли диссидентов – а вдруг обстановка сменится. Западные авторы – сами понимаете. Лучше всего использовать детскую сказку для создания забавного эротико-комедийного скетча. Никто не придерется, и пойдет в любой аудитории. Хоть для старых коммунистов, хоть для молодых бизнесменов.

Утонувший в тарахтении помощника, главреж замахал руками:

– Да помню, помню, Игорь Константинович! Но зачем «Трех Толстяков» взяли? Сказочка-то насквозь политизирована!

– Во дает, старик, – прошептала Лиде успокоившаяся Танечка. Главному режиссеру уже было не до вопроса о неработоспособности второй травести. – Поумнел…

Игорь Константинович потупил глаза.

– Да, погорячились… Текста никто толком не помнил… да еще по радио объявили, что большая часть нас – за возврат к коммунистическому прошлому.

– Голосование же недействительным признали, – вновь блеснул эрудицией главный. – Так что делать? Всю политику из сказки не выкинешь, сюжета не будет!

– Новое прочтение, – твердо заявил помощник. – Не с точки зрения путчистов Просперо и Тибула, а с точки зрения правительства народного триединства.

– Кого?

– Трех Толстяков.

Главный повернулся и молча побрел в хвост автобуса. Игорь Константинович улыбнулся труппе и громким шепотом заявил:

– Человек старой закалки… Что ж, роли вы знаете, зритель неприхотливый. А что такое мешок картошки на каждого за выступление – не мне вам объяснять!

– Ее ж еще выкапывать самому надо, картошку эту! – хмуро буркнул старик Семенов, игравший в спектакле роль ученого Гаспара. – По грязи…

– Ничего, зато крупной наберем! – оптимистично возразил юный подхалим Толик, по причине молодости и хрупкости – канатоходец Тибул. Высоты он панически боялся и поэтому никак не мог вжиться в свой образ.

На этом дискуссия о спектакле и закончилась. Автобус приближался к месту своего назначения – селу деревенского типа – Махаловке.

Тощак Второй

Надувная кукла наследника Тутти

Дом культуры села Махаловка был полон. Приезд артистов, пусть даже из областного центра, был здесь редким событием, и собрались все. В первом ряду сидела местная элита – председатель сельсовета, врач, ветеринар, продавщица магазинчика и милиционер. Народившаяся буржуазия и нарождающееся фермерство представлены не были. В Махаловке роды явно обещали быть поздними и затяжными.

Булкина стояла за кулисами в костюме мальчика Тутти. Самый критический миг – сцены, где надо было играть за двоих, – пока еще не настал. Сейчас она надувала реквизит – большую, в рост настоящей двенадцатилетней девочки, куклу из резины телесного цвета. Кукла была куплена помрежем Игорем Константиновичем в американском секс-шопе. По официальной версии – для сексуально озабоченного друга, который умер от инфаркта, не дождавшись подарка. По неофициальной – жена Игоря обнаружила куклу в его портфеле и устроила грандиозный скандал. Выкидывать куклу бережливый Игорь не стал, а оформил ее в бухгалтерии театра как реквизит. Теперь она всегда была у него под руками, но вдали от глаз ревнивой супруги.

Говоря откровенно, именно это и явилось причиной постановки «Трех Толстяков».

– Лид-дочка, мил-ленькая, – странно запинаясь пробормотал «Тибул» и шлепнул Булкину по попе. Вживаясь в роль отважного канатоходца, он явно выпил для храбрости. – Как планы на вечер?