Именем Земли

Тутти-Суок бежала быстро, как настоящий мальчишка. Ее путь отмечала лишь крепкая, недетская ругань. За ней следовал покряхтывающий при непривычной физической нагрузке Леопольд Львович. Его продвижение отмечалось лишь незримым падением репутации. Помреж Игорь Константинович даже в бегстве был элегантен и красив. Спасенная им кукла лежала у него на плече, тихонько выпуская из себя остатки воздуха. Воздух был теплым и в ночной осенней прохладе оставлял маленькие облачка пара.

Небольшая массовка – министры, гвардейцы и народ – бежала слитной и дружной толпой, помогая друг другу на ходу, размахивая фанерными винтовками и деревянными шпагами. Ее бегство не сопровождалось абсолютно ничем, как и положено массовке.

Замыкали труппу старик Семенов – Гаспар – и оружейник Просперо, он же Гоша Иванов. Старик Семенов бежал последним по причине возраста и утери очков. Гоша-Просперо прикрывал отход. К его рукам были по-прежнему прикреплены громоздкие пластмассовые цепи, и он размахивал ими вокруг себя, распугивая сельчан. Под удар никто еще не попал и в легкости цепей не убедился, так что моральные потери преследователи несли серьезные.

Когда одна из цепей оборвалась и со свистом унеслась в темноту, потерявший чувство пространства и времени Просперо выхватил из-за пояса бутафорский одноствольный пистолет и пальнул из него в толпу.

С махаловского милиционера сбило пулей фуражку. Милиционер выматерился и крикнул:

– Боевики вооружены, граждане! Призываю вас блокировать их отход!

После чего бросился в сторону сельсовета – видимо, за табельным пистолетом. Однако махаловские мужики, воодушевленные азартом, продолжали преследование. Просперо, отшвырнув дымящийся пистолет, заорал:

– К столовой, товарищи! Отступаем к столовой!

Его послушались. Даже Толстяки сменили направление и устремились к сельской столовой, где их пару часов назад кормили борщом и вареной картошкой. Вслед им неслись камни и оскорбления, но гвардейцы из массовки, чувствуя, что сходят с ума, дали несколько залпов из фанерных винтовок, распугав преследователей.

На столовской кухне тем временем происходил погром. Артисты под предводительством Тутти-Суок переворачивали вверх дном посуду, заглядывали в кастрюли и сковородки. Наконец, вычерпав из самой большой кастрюли остатки вчерашнего борща, Тибул обнаружил, что дна у кастрюли нет.

Первым в черную кишку подземного хода прыгнул отважный Просперо. За ним последовали Тибул и Тутти-Суок. Двух Толстяков пропихнули сквозь скользкую от томата и разваренной капусты кастрюлю верные гвардейцы. Потом опустили на связанных вместе фартуках Второго Толстяка, нежно придерживающего живот.

Последними в подземный ход спустились близоруко щурящийся доктор Гаспар и главреж с помрежем. Вокруг шеи Игоря Константиновича фривольным шарфиком была повязана сдувшаяся кукла. Впрочем, руки куклы еще сохранили остатки упругости и упрямо цеплялись за обрез кастрюли. С полузадохнувшегося помрежа сняли куклу и выбросили обратно, в кухню.

Там она и осталась дожидаться разгневанных махаловцев – среди рассыпанной пищи, дымящихся одноствольных пистолетов, выпавших из кармана Тибула листовок и прочей бутафории.

Выпаренные сюжеты

Пародиям рано или поздно отдает должное почти любой писатель. Иногда они приобретают литературную ценность, иногда остаются развлечением узкого круга. Главная проблема при написании пародии – не обидеть пародируемого автора.

В «Дюралевом Небе» я мог позволить себе любые насмешки, потому что пародировал сам себя. И наверное, удачно, потому что электронная публикация текста ввела ряд читателей в заблуждение и я стал получать вопросы: когда же выйдет в свет обещанный роман?

Наверное, это значит, что пародия удалась.

По задумке автора «Дюралевое Небо» (название условное) должно представлять собой некую, не побоюсь этого слова, квинтэссенцию творчества Лукьяненко. Впрочем – представляю план романа. Начинающим авторам он позволит ознакомиться с моей творческой мастерской, а читателям – подготовиться к эпохальному событию – выходу «Дюралевого Неба».

Дюралевое Небо

1

…Недалекое будущее. Москва. Шесть главных героев связаны единой нитью, о которой они, впрочем, и не подозревают.