Именинница

Под мойкой было ужасно грязно. Остатки еды, комки пыли и отвратительные пятна плесени. Снизу ко дну мойки был приклеен скотчем какой-то предмет. Хюго посмотрел — пистолет, настоящий. Польский, каких у папы много. Может, это и имелось в виду под «запасным вы- ходом»?

Мальчик отклеил «игрушку», взвесил на ладони. Прицелился в стенку шкафчика и снова приклеил пистолет к дну мойки. Нет, папа не мог рассчитывать на то, что мама будет стрелять в людей.

Хюго выключил фонарик, вылез из кухонного шкафчика и углубился дальше в темноту квартиры. Осмотрел два гардероба в прихожей — пусто. Ничего, кроме запаха чужих людей. Третий гардероб в спальне был просторнее остальных. Хюго прошмыгнул мимо спящей мамы, Расмуса и Луизы, закрылся внутри и посветил фонариком. Пусто, как и везде. Правда, здесь были еще и полки, которые невозможно было осмотреть снизу. Хюго вскарабкался сначала на одну, потом на другую, как по лестнице. А когда опять спрыгнул вниз, дно гардероба под ним будто закачалось. Хюго попробовал еще раз — вне сомнения, дно двигалось. Он опустился на колени, посветил фонариком направо, налево — вот оно.

За дверной коробкой торчало что-то черное, вроде набалдашника или круглой дверной ручки. Хюго потрогал — такие обычно ставят на дверцах кухонных шкафов. Мальчик уже понял, что под ним люк, который он не может открыть, потому что сидит на нем. Нужно выйти из гардероба, но Хюго боялся разбудить маму. Или Луизу, которая разбудит маму.

Потому что в этом случае все раскроется.

Тайна «запасного выхода», о котором говорил папа.

22.41. (Осталось 2 дня, 23 часа и 19 минут)

Так хотелось позвонить ей снова, — единственному человеку, с которым Пит чувствовал себя более-менее спокойно. Она была мягкой и жесткой одновременно, податливой и требовательной, и главное — это она дала ему понять, что любви надо еще научиться. Но Пит переборол себя, как ни болело в груди.

Каждый контакт — это след. А им нельзя оставлять следов, во всяком случае непреднамеренных. Вместо этого Пит уничтожил телефон, — тем же способом, как это сделала, — на что он надеялся, во всяком случае, — и Зофия.

Сначала тот единственный, в котором только и можно было услышать ее голос. Потом и другой, с отвратительным, искаженным голосом. Поэтому Эверту Гренсу, вышедшему на кухню за очередной чашкой кофе, — трудно сказать, какой по счету, — пришлось переступить через пустую банку из-под ацетона, пару любимых кастрюль, рифленый молоточек для мяса и кухонные полотенца со свежими дырками. Кроме того, по полу были разбросаны мельчайшие кусочки пластика.

— Это то, о чем я подумал?

— Полагаю, что так.

— Большая куча. Тот телефон ты тоже разбил? Единственную связующую нить между тобой и шантажистом?

— Я решил, что пришло время это сделать.

— Ты отдаешь себе отчет, что произойдет, когда он в следующий раз попытается с тобой связаться? Ад и громы небесные…

— Они не знают, где находится моя семья. И где нахожусь я.

— Пока не знают, Хоффман. Пока…

— Они не узнают этого никогда, если у нас все получится.

Гренс отыскал в кладовке мешок для мусора, подержал, пока Хоффман ссыпал туда осколки.

— Поскольку это был больше, чем просто телефон, полагаю, ты сменил номер. Мне он нужен, если, конечно, мы все еще напарники.

— Я меняю их по два раза на дню. Шесть номеров — ты получишь их все.

Эверт Гренс поставил на стол две чашки с кофе — для себя и для гостя.

— Сядь.

— Опять совещание, комиссар?

— Можно сказать и так. Следственное совещание в самом маленьком полицейском коллективе.

Гренс улыбнулся и выложил напротив места Хоффмана два конверта.

— Поздравляю с успешной сдачей экзамена.

— Что такое, Гренс?

— Открой.

Пит Хоффман приоткрыл конверт указательным пальцем и вытащил из него черный кожаный чехол. Внутри, в левом отделении, оказалось новенькое удостоверение с надписью «Полиция» красными буквами и ниже, более мелким шрифтом, — «Полицейское управление. Стокгольм» под фотографией Хоффмана в его новом облике, с персональным номером, которого Хоффман раньше никогда не видел, и именем, которого он еще не носил. Справа, в пластиковом футляре, лежал латунный полицейский значок — «Стокгольм — 4514» и золотая ко- рона.

— Вернер Ларсон? — переспросил Пит.

— Не хуже, во всяком случае, чем любое из твоих прежних имен.

— Немного странно, Гренс, тебе не кажется? Все эти годы я был агентом полиции совершенно неофициально, хотя и вел вполне официальные расследования. А теперь, будучи всего лишь твоим «кухонным» напарником, получил это и стал настоящим полицейским.

— Да, потому что теперь тебе нужен полицейский значок. И еще кое-что…

В следующем конверте оказался билет на самолет и рекомендательное письмо на английском языке на имя вполне конкретного получателя, некоего Гезима Латифи. Из письма Пит узнал, что Вернер Ларсон получил образование в полицейской школе и за годы работы в управлении полиции Швеции показал себя образцовым специалистом.

— Латифи?

— Он работает в полиции города, куда был сделан интересовавший тебя звонок. Шкодер, в Албании, туда ты и поедешь.