Имя мне легион

– Детей заберите и отвезите в надежное место. Со Звягинцевой глаз не спускать. Не позволяйте ей никуда выходить и ни с кем контактировать. К ней тоже никого не допускать. Телефонные звонки запрещены, то же касается и Интернета. Мобильный ведь у нее уже изъяли? Отлично! Готовьте вертолет, я вылетаю в Нерьяновск. Немедленно!

Санкт-Петербург/Москва

27– 28 ноября

Тиканье часов было невыносимым. Маша взглянула на старинный позолоченный циферблат – часы, кашлянув и захрипев, гулко пробили четыре раза.

Было четыре часа ночи. Или вернее сказать – утра? Больше часа врач, на квартире которого оказались беглецы, не покидал спальню, ставшую палатой: в ней сейчас находился профессор Карасик.

Девушка, сгорбившись, сидела около стола и теребила белую скатерть. В комнату вошел Олег. В руках он держал поднос, на котором стояла тарелка с несколькими бутербродами и две фарфоровые чашки с чаем.

– Маша, не изводи себя так! – произнес молодой человек, ставя одну чашку перед девушкой. – Уверен, что с Михаилом Харитоновичем все будет в порядке. Он сильный, выкарабкается!

– А что, если нет? – спросила девушка и посмотрела на Олега.

От нее не ускользнуло, что тот и сам крайне встревожен состоянием профессора.

После того как им удалось уйти на моторной лодке от преследователей, они причалили к берегу в глухой и нежилой местности. Олег на некоторое время исчез, а вернулся с седым долговязым мужчиной, который отвез их к себе домой. Мужчина был хирургом, и он сразу начал осматривать раненого профессора.

– А что, если… если Михаилу Харитоновичу станет хуже? – спросила девушка, размешивая в чашке сахар. – Тогда потребуется срочная операция, его надо будет отвезти в больницу. И Ольга непременно пронюхает об этом!

Олег тихо обронил:

– Старко – просто исчадие ада. Однако я не позволю, чтобы Михаил Харитонович стал ее новой жертвой.

– Ого, сами лопают, а меня на голодную смерть обрекли! – раздался веселый голос Федора.

Маша обернулась – заспанный журналист появился в дверях комнаты. Как только они оказались на квартире доктора, Крылов тотчас завалился спать на диване в библиотеке. Девушка поразилась: Михаил Харитонович, не исключено, находится при смерти, а тот совершенно спокойно дрых!

Приглаживая всклокоченные льняные кудри, Федор подошел к столу, бесцеремонно схватил один из бутербродов и откусил большой кусок. Затем потянул к себе чашку с чаем.

– Вообще-то это моя! – вспылил Олег. На что Федор, прожевав и проглотив, ответил:

– Была твоя, стала моя. Не могу же я в чужих квартирах по кухням шастать и в шкафчиках копаться!

Он с шумом отхлебнул из чашки и скривился:

– Почему сахара так мало? Люблю, когда послаще! Так, чтобы зубы сводило!

И журналист принялся бухать в чашку одну ложку сахара за другой. Маша едва сдержала вздох – Федор никогда не отличался хорошими манерами. Да и особенно сердобольным и чувствительным его назвать нельзя. Девушка украдкой взглянула на Олега. А вот ее новый знакомый – совершенно иной тип!

– Возьми бутерброд, – Федор пододвинул к Маше поднос. – А то ты нашего спасителя так глазами и пожираешь. Видимо, изголодалась вся.

Маша вспыхнула и, потупив взор, гневно воскликнула:

– Вечно ты со своими неуместными комментариями лезешь!

– Неуместными, однако очень точными, – возразил Крылов, отхлебывая из чашки, в которую он намешал никак не меньше шести ложек сахара с горкой. – Вот, такой чай я просто обожаю! Углеводы стимулируют работу головного мозга. А для меня, человека интеллектуальной профессии, это крайне важно. Потому что без головы я как без рук! – И он рассмеялся своему незамысловатому каламбуру.

Олег сухо обронил:

– А я и не думал, что для работы в желтой-прежелтой газетке требуется головной мозг.

Федор неприязненно взглянул на Олега и процедил:

– Да, ты о многом не думал. Например, о том, что, прежде чем попытаться проникнуть в помещение, где хранится вирус, надо бы узнать, как снять его с сигнализации и на всякий случай позаботиться о путях отступления. Из-за тебя нас едва не поймали! И профессор вообще-то на твоей совести – зачем ты его во всю эту историю втянул?

– Что ты сказал? – произнес, поднимаясь из-за стола, Олег. Его тон не предвещал ничего хорошего.

Маша, быстро поставив чашку на блюдце, попыталась примирить двух разошедшихся мужчин.

– Мальчики, немедленно прекратите! Сейчас неуместно выяснять отношения!

Однако Олег уже приблизился к Федору, а журналист встал в боксерскую стойку и спросил с издевкой:

– Что, красавец, не нравится правда? Хочешь проучить меня? Или боишься руки запачкать?

– Не запачкать, а замарать! – поправил тот, надвигаясь на Крылова. – Потому что имею дело с чрезвычайно нечистоплотным и скользким субъектом…

Неизвестно, чем закончился бы этот обмен любезностями, наверняка потасовкой, но дверь спальни вдруг распахнулась, и появился хирург. Олег тотчас потерял всяческий интерес к пылавшему негодованием Федору и обратился к хозяину дома:

– Александр Яковлевич, как состояние Михаила Харитоновича?

Тот, потирая руки, ответил: