Имя на камне

В те годы понятая «участник войны» в современном смысле не существовало — все воевали. Это было обыденно.

А сейчас, тридцать восемь лет спустя? Встретить однополчанина — событие, которого ждешь… Если еще осталось кого ждать.

Пройден круг. Редеют наши ряды. И скромный значок участника Великой Отечественной войны куда как поднялся в значении своем. Его носят, потому что все меньше в меньше тех, кто вправе носить его.

Законом определены льготы ветеранам. И хотя в иной очереди в магазине или парикмахерской непременно найдется зануда, который при виде предъявившего удостоверение инвалида войны проворчит: «Ходют тут…» — поддержки он не найдет. Отношение нового, современного общества (про общество восьмидесятых годов можно сказать, что оно новое по сравнению с обществом сороковых годов) к участникам войны устойчиво, неизменно. И в чувствах, и в тысячах и тысячах обелисков на полях и дорогах страны.

Строг и печален облик Матери-Родины на Пискаревском кладбище в Ленинграде. В тихой скорби простерла она руки над бесконечными гробницами своих сыновей и дочерей…

Трудней всего было им, матерям погибших. И поныне живы матери, которым судьба уготовила тяжкую участь — на десятилетия пережить гибель, быть может, единственного сына или дочери.

В Москве на Ново-Басманной улице живет Екатерина Уваровна Давидюк. Ей под восемьдесят. У нее ясный ум и добрый, отзывчивый характер…

В мартовских номерах «Известий» за 1969 год была опубликована документальная повесть «За три часа до рассвета», написанная по архивным документам и донесениям командира разведцентра в тылу врага, Героя Советского Союза майора Кузьмы Гнедаша. Донесения эти шифровала и передавала оттуда радистка Клара Давидюк, московская комсомолка, ушедшая добровольцем в армию в семнадцать лет. Все годы в тылу врага она была рядом со своим командиром и вместе с ним приняла смерть, чтоб не попасть в плен к фашистам, окружившим их в Западной Белоруссии в 1944 г.

В газетной спешке, увлеченный материалами, открывавшими новую героическую страницу войны, я как-то упустил этот адрес: Ново-Басманная, 12, квартира 5… Но после того, как материал и портреты героев появились в газете, мать Клары, Екатерина Уваровна, сама отыскала меня по телефону.

Мы встретились, она рассказала мне о детстве Клары, и с тех пор я стал бывать на Ново-Басманной. То была большая московская коммунальная квартира, где Екатерина Уваровна вместе с мужем поселилась еще в 1923 году. Здесь и родилась у них дочь Клара И теперь в этой комнате все так, как было при Кларе. Только на стене появился большой ее портрет и под ним на подушечке награда дочери — орден Отечественной войны I степени. А еще она была награждена орденом Красной Звезды. В восемнадцать лет, в то время… Конечно, никакая награда не заменит дочь, но для матери важно, что Родина оценила заслуги Клары, так же, как и то, что смерть дочери была осмысленна…

Здесь же, в этой комнате, в 1960 году скончался Трофим Степанович, отец Клары. В войну его, инженера-путейца, не отпустили на фронт, несмотря на просьбы, — это был крупный специалист, одним из первых в стране получивший звание «Почетный железнодорожник». Перед ноябрьскими праздниками 1944 года на Ново-Басманную пришла «похоронка», а вслед ей большое письмо от командования. В нем выражалась благодарность родителям за то, что они воспитали такую дочь. Указывалось и место гибели Клары…

Тогда же Трофим Степанович и Екатерина Уваровна поехали в Западную Белоруссию, которая была уже освобождена от захватчиков. Могила Клары и Гнедаша находилась в лесу, близ города Слонима. По разрешению городских властей родители произвели перезахоронение тела дочери и того, с кем погибла она. Им предложили и место для захоронения героев — на центральной площади Слонима. Ныне у могилы — Вечный огонь. Каждый год в День Победы Екатерина Уваровна устраивает скромный прием — в память о Кларе. Приходят немногие друзья молодости Екатерины Уваровны, соседи, помнившие Клару еще маленькой девочкой…

В конце шестидесятых — начале семидесятых годов в квартире на Ново-Басманной еще жили люди, знавшие Клару. Они с особым участием относились к ее матери. Но к началу восьмидесятых годов состав жильцов коммунальной квартиры сменился: кто-то умер, кто-то получил отдельное жилье и выехал. Появился народ самый разный, в том числе прописанные по лимиту. Один из жильцов завел у себя в комнате нечто вроде притона. Начались пьянки. В квартире появилась двадцатилетняя гражданка Чудаева, хамившая всем напропалую. Прежняя атмосфера квартиры с добрыми традициями взаимной помощи и уважения рушилась. Из передней неслась брань. «Хоть из комнаты не выходи… — говорила Екатерина Уваровна, — никогда не думала, что доживу до такого…»

Дожила… Однажды я застал ее в слезах: девица очередной раз нахамила Екатерине Уваровне и пригрозила: «Ты меня еще попомнишь!»

Отчего же исполком Бауманского районного Совета народных депутатов г. Москвы, точнее, его управление по учету и распределению жилья так формально заселяет эту квартиру, не думая о матери погибшей героини?