Имя рек. 40 причин поспорить о главном

За американцев во Вьетнаме («Взвод» Оливера Стоуна), за американцев в Сомали («Чёрный ястреб» Ридли Скотта), за американцев где-то («Апокалипсис сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы), и ещё раз за американцев во Вьетнаме («Цельнометаллическая оболочка» Стэнли Кубрика), и так далее – вплоть до фильма «Спасти рядового Райана» Стивена Спилберга, который затмил для многих наших соотечественников «Горячий снег» и «Они сражались за Родину».

Вы обратили внимание на этот восхитительный эффект: когда Спилберг показывает высадку американцев в Нормандии в 1944 году – а их там крошат в мелкий салат, – у нас, как и у любого зрителя на земном шаре, возникает только одно чувство: о, какие американцы, как воевали, как по ним страшно били, а они всё выдержали.

Но если на минуту представить, что подобную атаку снимали бы у нас, сразу бы: а) появилась предыстория о том, что пьяный русский генерал решил сделать подарок Сталину к 1 мая и погнал солдат на убой; б) или – о том, что атака была произведена без должной огневой подготовки и подступы к высоте уложили трупами; в) возник бы немедленный вывод, что победили мы не «благодаря», а «вопреки» (хоть у одного человека на земле может родиться такая дикая мысль после просмотра фильма Спилберга?!); г) обязательно появились бы заградотряды и саркастическая сцена с перепуганным комиссаром, которого «простой солдат» посылает куда подальше.

Мы болели за американцев, даже когда в боевиках они мимоходом сражались с русскими («Хищник» со Шварценеггером), или когда наш Иван переходил на сторону американцев («Красный скорпион» с Лундгреном).

Мы никогда не искали в их кино подтверждений того, что они – дурные, что они – ведут империалистические войны, что они – устраивают геноцид, что они – убивают невинных людей.

Много ли российских зрителей оценило фильм «Без цензуры» Брайана де Пальма – о зверствах американцев в Ираке? Да не нужно это никому.

Вы скажете: как будто мы сами не снимали фильмов про «плохих американцев».

Ну, снимали иногда – но без вдохновения, без огонька.

Мы изначально были настроены думать о себе дурно – при всём нашем шапкозакидательстве и пресловутом «патриотическом угаре»; зато их предпочитали видеть в самом лучшем свете.

В то время как они были настроены относиться к себе с уважением; одновременно ища непрестанные подтверждения тому, что мы тут – дурные, злые и пьяные.

Мы по-прежнему хотим думать о них лучше, чем они есть.

А они о нас – хуже, чем мы есть.

Мы всегда были к ним более чем снисходительны.

Они всегда были к нам строги и пристрастны.

Когда они смотрят фильмы о том, как чудовищно в России, – это воспринимается там как самая безусловная правда. Фильмы же о России героической и великой – для них всегда остаются «соцреализмом» и «лакировкой».

Здесь же смотрят фильмы про героический или гламурный Запад, как истинную правду. Фильмы же с историями раздрая, человеческой печали и нищеты – мы почти не воспринимаем всерьёз. Напрямую с Европой и Штатами эти картины никак для нас не ассоциируются. Ну, есть маргиналы, которым отчего-то плохо живётся на чудесном Западе, – так мы это видим.

Подобная ситуация имеет место не только в кино, но и в литературе.

Какие самые популярные и читаемые наши книги на Западе?

«Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. «Дети Арбата» Рыбакова. «Колымские рассказы» Шаламова.

Это великая проза – Шаламов так уж точно, – но те, кто жили в советские времена, отлично помнят: у нас здесь мало кого привлекала литература про немецкие концлагеря. Запоем читали Ремарка, многие любили Генриха Бёлля и Томаса Манна. А потом и Эрнста Юнгера стали издавать непрестанно: это как если бы в Германии сегодня читали кого-нибудь вроде Юрия Бондарева, помноженного на Александра Дугина. Но их такое и в руки взять не заставишь.

Ещё что там было востребовано?

Повесть «Ночевала тучка золотая» Анатолия Приставкина – про детдом и выселение чеченцев в Казахстан в 1944 году.

Пародийная антисоветская сага «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» Владимира Войновича.

И, конечно же, Людмила Улицкая – с её неизбывным ощущением духоты и мерзости советского быта.

Выбор был неукоснителен: о, эта страшная Россия.

Из недавних примеров стоит вспомнить повесть Михаила Елизарова «Ногти» – про интернат с умственно отсталыми детьми. Немцы, прочитав «Ногти», немедленно Елизарова перевели, дали ему грант и пригласили жить в Германию – в надежде на то, что он создаст ещё нечто подобное про звероватых русских. Вместо этого Елизаров написал антилиберальный роман «Pasternak». Немцы поняли, как сильно они ошибались, и тут же попросили гостя восвояси: домой, Миша, домой, ферштейн?

Но такие ошибки с ними случались крайне редко: попавшие на крючок российские сочинители не соскакивают – а, скорей, машут от радости хвостом: они признаны, их привечают!

Нет, мне и в голову не придёт сказать о всех вышеперечисленных книгах что-нибудь дурное: я всё это читал, и периодически не без интереса.