– Нет у тебя никаких заноз, – лениво парировал Шторм. – Эти доски полировали тысячу раз! Но вообще-то здесь есть кровать.
– Да ладно! И ты молчал? – Я приподнялась на локте, с возмущением глядя на улыбающегося ильха.
– Я был очень занят. И я не мог дойти до кровати.
– Не мог?
– Я о ней даже не вспомнил. Ты лишила меня разума.
– Ну вот, я еще и виновата!
Шторм рассмеялся, погладил мою спину и все-таки поднялся.
– Идем, покажу тебя хёггкар.
Он двинулся вглубь корабля. Я осмотрела его вид сзади и восхищённо хмыкнула. Ильх удивленно поднял бровь.
– Все-таки хорошо, что на борт ты первым не полез. Пожалуй, такой тыл я бы даже укусила! Пару раз.
– Да? – заинтересовался он.
Я, смеясь, двинулась за ним.
– Ты обещал показать корабль! Не отвлекайся.
– Я не могу. Ты рядом и ты без одежды. Я теряю разум, лильган. Я теряю его каждый раз, когда смотрю на тебя.
– Смотри в другую сторону, – пытаясь не хохотать, я указала на крепкую дверь. – Так что внутри?
«Ярость Моря» оказалась впечатляющей. И смертоносной. Я старалась не представлять, что могут сделать с людьми все те пики и лезвия, которые оснащали корабль. Внутри располагались небольшие комнаты, предназначенные для капитана и команды. В сундуках мы даже нашли одежду – штаны с рубахой для Шторма и синее платье без рукавов – для меня. Подол оказался слишком длинным, так что приходилось придерживать его руками. Испробовав на прочность кровать, мы все-таки вернулись на палубу.
– Сколько лет этот хёггкар не покидал бухту? – тихо спросила я, увидев, как ильх проводит рукой по доскам корабля. И сколько в этом жесте тихой тоски.
– Слишком много, кьяли.... Но я обещал Перворожденным, что с этим покончено. Что я больше не возьму в руки меч.
Он застыл у борта, рельефный силуэт, очерченный тающей луной. Я могла бы спросить «почему». Но вернее было «ради кого». Хотя об этом я уже догадалась.
– Все дело в Брике, верно? Он твой сын?
– Он сын моего побратима. Моего риара.
И того, кого он убил. Слова не прозвучали, но повисли в воздухе. И Шторм помрачнел, нахмурился. Но глянув на меня, насмешливо улыбнулся.
– Я не слишком люблю такие разговоры, кьяли. И вместо них предпочел бы снова почувствовать твой вкус у себя во рту. Похоже, я понял, для чего люди мертвых земель трогают друг друга языками. Так они снова чувствуют себя живыми и… горячими. Я уже хочу это повторить. Много раз. Но, кажется, я задолжал тебе ответы.
Ильх провел рукой по гладкому краешку борта. С такой нежностью, словно прикасался к женщине. На миг я даже ощутила укол ревности.
– Брик родился к югу от Варисфольда, в Дассквиле. Как и я. Это прекрасный город, кьяли. Воды там теплые, земли – плодородные. Дома обмазаны красной глиной, крыши покрыты мхом и вереском. Его берег устилает песок, а в глубине моря растет золотой жемчуг. В долине за башней риара разводят белых коз со смешными короткими рожками и такой пушистой шерстью, что пастбища напоминают спустившиеся с небес облака. В Дассквиле варят сладкий хмель, и там всегда пахнет диким медом, даже зимой. Жаль, что я никогда не смогу тебе его показать. Я покинул Дассквил почти десять зим назад и думал, что никогда туда не вернусь.
Он помолчал, вспоминая. И мне снова стало больно от нежности и грусти, что промелькнули в глазах Шторма.
– Ты скучаешь по этому городу.
– Даже водные хёгги хотят найти место, которое могут называть домом. Но для меня Дассквил в прошлом, Мира.
Шторм мягко улыбнулся.
– Прошло десять лет с того дня, как умер мой риар, а мне поставили на щеку знак убийцы и запретили ступать на сушу. Все эти годы я провел на глубине или на борту «Ярости Моря». Говорили, что я безумен. Возможно, так и оно и есть. Дассквил стал лишь воспоминанием. Иногда мне и вовсе кажется, что я его придумал, что в моей жизни никогда не было этого берега. Я привык к кочевой жизни. Даже полюбил ее.