Теплым апрельским днем 1992 года бывшего генсека вызвали в Прокуратуру Российской Федерации на допрос в качестве свидетеля уже по другому делу – о расследовании хозяйственно-финансовой деятельности КПСС. Дело же, возбужденное Илюхиным по статье об измене Родине, было закрыто генпрокурором через несколько дней, а Илюхин уволен из органов прокуратуры.
По новому делу с Михаилом Сергеевичем беседовали около двух часов. На конкретные вопросы о финансировании чужих компартий Горбачев дал довольно-таки подробные ответы. Он признал, что использование денег КПСС на поддержку зарубежных компартий действительно было, но рассматривать этот вопрос необходимо во временном контексте – шла «холодная война», и практически все государства заручались поддержкой своих потенциальных союзников.
Горбачев в категорической форме отверг все предположения относительно личных счетов в зарубежных банках и сказал, что следствие может от его имени обратиться в любые банки мира – пусть они сообщат о его вкладах. Ему неизвестно что-либо об участии членов Политбюро в зарубежных коммерческих структурах: этого не было и нет.
Подписку о неразглашении содержания беседы со следователем у него не взяли. Однако дали понять, что эта встреча может быть не последней.
Следственные органы не ограничили возможности передвижения Горбачева. 11 апреля он отправился в Японию, как и планировалось ранее.
Тогда же французские телевизионщики сняли фильм об одном дне Горбачева. Документальная лента названа ими довольно неожиданно: «Царь в изгнании».
И вот однажды вместо «ЗИЛа», закрепленного за ним и его семьей коллективным решением глав стран СНГ, подали… обыкновенную «Волгу».
Неожиданная проблема с автотранспортом совпала по времени с заявлением пресс-службы Ельцина о том, что в последнее время со стороны бывшего президента СССР Горбачева участились высказывания, которые он делал за границей и в России, касающиеся внутреннего положения страны, хода экономических реформ, проблем государственного строительства.
В заявлении отмечалось, что критические суждения экс-президента стали выходить за рамки его компетенции. Мол, чувство ответственности перед страной и российским народом вынуждает президента Российской Федерации обратить внимание Горбачева на опасность и нетерпимость его заявлений.
Михаил Сергеевич и в самом деле не скупился на негативные оценки правительства: оно, дескать, с авторитарными замашками, с сектантской позицией. Как привыкло все делать параллельно, тайно, чтобы Центр не знал, так и продолжает. У него традиции подпольной работы. А сейчас надо, чтобы общество, если уж оно пошло на самые страшные переживания, все знало и все воспринимало сознательно.
Изъятие «ЗИЛа» – месть? Если это так, то какая-то она мелкотравчатая.
В общем, Михаил Сергеевич нарушил «конвенцию». Ведь у него с Ельциным была договоренность о том, что он будет вне активной политики.
– Слушайте, Ельцин не Иисус Христос – не тот человек, перед которым я должен держать ответ, – разъяснял Горбачев свою позицию журналистам. – Разговор, если вы хотите знать, был вот о чем. Тогда, во время «передачи дел», мы готовили один указ за другим: трансформации структур, как все должно идти от Союза к Содружеству и России. Девять часов сидели – я, Ельцин и Александр Николаевич Яковлев. Выходили, обедали, снова продолжали. Дошли до создания нашего фонда. Сначала, если помните, был указ о том, что на основании решения руководителей стран Содружества бывшему президенту Союза установили пенсию, машину и дали дачу в пожизненное пользование. Потом был указ – какие телефоны установить, машины какие выделить и т. д. Дело в том, что президент России взял перед главами государств СНГ обязательство это решить. Встал вопрос о фонде. Читает он подготовленный проект. Спрашивает: вы не будете создавать на базе фонда оппозиционную партию? Я ответил: нет. Более того, буду поддерживать и защищать руководство России, пока оно будет проводить демократические преобразования.
– Стало быть, вы считаете, что нынешнее руководство вас боится? – спросили интервьюеры.
– А чего меня бояться? Это мой сознательный выбор. Повторяю: скрывать свое несогласие я не буду. Если реформы будут сворачиваться, идти не туда, настраивать народ против демократии – молчать я не буду.
Прокремлевская пресса негодовала: правительству Гайдара несколько месяцев, а Горбачев стоял у штурвала перестройки шесть лет. Где же он был раньше, почему сам не действовал «умно» и «правильно»? Конечно, Ельцину далеко до Христа, но и Михаил Сергеевич – не святой.