Имя твое

– И потом, Степан Антонович, почему это один коммунист не может зайти к другому и не высказать ему всего, что наболело на душе? – Брюханов уже отчаянно жалел, что согласился на встречу с Лутаковым, и продолжал разговор только из-за какой-то все больше закипавшей в нем внутренней злости. – Если ты будешь людей прижимать только за то, что они хотят разобраться в происходящем, так далеко не ушагаешь…

– Тихон Иванович! – досадливо поморщился Лутаков. – Я твой выученик, зачем же?

– А я раньше не замечал за тобой излишней подозрительности, прости за прямоту. – Брюханов уже собирался встать, попрощаться и уйти, но Лутаков в этот момент опять закурил, и Брюханов не удержался: – Не прошло двух-то часов… брось, – сказал он.

Все, очевидно, еще можно было обернуть в шутку, ну, встретились, ну, поговорили, обменялись парой скрытых колкостей, но у Лутакова, человека исполнительного и не любившего рассуждать о том, что непосредственно не входило в его обязанности, от последних слов Брюханова льдисто заголубели глаза.

– Знаешь, Тихон Иванович, если говорить о принципиальности, – сказал он, стараясь не замечать явного недружелюбия со стороны собеседника, – я часто вспоминаю, как ты не пожалел своего лучшего дружка Захара Дерюгина, раз уж дело коснулось чести партии. Я вот себя часто спрашиваю, ну как бы Тихон Иванович поступил, будь его родственная ситуация именно такой, как теперь? Вы ведь теперь в тесном родстве… Тесть в плену побывал, да и не только в плену…

– А напрасно ты в луну целишься, Лутаков, – остановил его Брюханов, – ей-богу, не хочу держать тебя в неведении. Не по-товарищески, – он говорил с каменной любезностью в отвердевшем лице, и Лутаков тоже внутренне поджался. – Не заблуждайся, Степан Антонович, относительно меня, я с женой разошелся, и как раз на идейных основах… Вот приехал окончательно делить горшки…

– Ну, знаешь, Тихон Иванович, передергиваешь, понимаешь! – вскочил Лутаков и, покраснев крепкой шеей, стал вылавливать из ящика очередную папиросу. – Ты меня совершенно не так понял…

– Ну, если не так, прошу прощения, – встал и Брюханов. – Да дело не во мне и не в тебе, не в нас с тобой… Вот ты Дмитрия Волкова ломаешь, к Чубареву подбираешься… Все понятно, с тебя требуют хлеб, план, мясо… Вон ты с мясом как лихо разделался, в газете про тебя написали. Гусар! А где на следующий год мясо-то возьмешь? Может, солдатских вдов на мясо отправишь? Вот сейчас дополнительно двадцать пять тысяч центнеров выколотишь… Выколотишь! И еще столько же выколотишь, если потребуют,.. Можно? Можно! А вот то, что у людей из поколения в поколение душевный надлом накапливается от наших перегрузок, тебя это не волнует? У тебя власть огромная, только не забывай, с какой силой мы закручиваем пружину, с такой силой она и распрямится… Скажешь, иначе нельзя? А если можно? Кто над этим серьезно-то думал? Мы с тобой думали? А если тот же Дмитрий Волков, дай ему возможность, сумеет выворачиваться, и государство не обидит, и своих вдов к их нынешнему-то трудодню без какой-либо добавки не оставит?

Лутаков не успел ответить, дверь напористо распахнулась, и на пороге появился Чубарев, у него из за плеча растерянно выглянул помощник Лутакова и тут же бесшумно исчез, растворился, а Чубарев пошел прямо к Брюханову.

– Тихон Иванович! Не ожидал! Порадовали, – с широкой улыбкой пожал он ему руку, и Брюханов, наблюдая за лицом Лутакова, ясно вспомнил, сколько ему самому стоил Чубарев еще до войны, во время строительства моторного, и даже отчасти посочувствовал своему преемнику. Едва успев поздороваться, Чубарев размашисто прошел к сверкающему чистотой столу и, не сдерживаясь, шлепнул на стекло тяжелый портфель.

– Что же, товарищ Лутаков, – сказал он, опускаясь в кресло, – давайте вместе размышлять. Вот и Тихон Иванович здесь. Прекрасно! Прекрасно! – перехватил он движение Лутакова шагнуть к Брюханову и попрощаться. – Пусть поможет нам разобраться в наших делах…

– Олег Максимович!

– Нет, нет, нет, Степан Антонович! Категорически прошу! – Чубарев с эффектной картинностью наклонил массивную голову в полупоклоне.

– Ну, если у Тихона Ивановича явится желание…

– У Тихона Ивановича явится желание! Тихон Иванович, я вас очень прошу, – энергично кивнул Чубарев, – уделить нам пятнадцать минут своего дорогого времени, всего четверть часа…

Брюханов молча вернулся к столу и сел; он знал Чубарева, отнекиваться было бесполезно, и его сейчас даже позабавило складывающееся положение; он чуть усмехнулся и пожал плечами.

– Так вот, товарищ Лутаков, – прервал затянувшуюся паузу Чубарев, – прошу вас объяснить мне: за что бюро обкома осудило мои действия? И притом в мое отсутствие?

– Товарищ Чубарев, – голос Лутакова приобрел хорошо известный Брюханову бесстрастно-металлический оттенок, – областной комитет партии несколько раз предупреждал вас, но вы намеренно продолжали делать все наперекор.

– Кому наперекор – вашему самолюбию, товарищ Лутаков, или интересам государства?

– Я свои интересы, товарищ Чубарев, не отделяю от интересов государства, – отчеканил Лутаков, переходя в наступление.