«Вон на такой-то улице бабушка просит милостыню. Однажды разговорился с ней. Она вырастила четырех сыновей. Тот, что рядом с ней — горький пьяница, а остальные трое, как уехали в молодости, так и не появлялись больше». Меня как холодной водой окатили. Старушка, просящая милостыню, все время стояла перед моими глазами. Хотя после обеда у меня все дела и закончились, решил остаться в Казани.
Нашел, до вечера наблюдал за ней. Хотя и понимал, что это нехорошо, но остановиться не мог. Наблюдал и на второй, и на третий день.
Узнав, ее данные по своим каналам постарался узнать, где находятся и ее сыновья. Есть положительные стороны известности. Каждый готов тебе помочь. Узнать, где они живут, не составило трудности. Узнав, содрогнулся. Оказывается, один живет в Америке, другой — в Башкортостане. А один, приняв христианскую религию, стал священнослужителем. Не знаю, может, и не правильно так сравнивать, но мне показалось, что старуха — это сама вся нация.
Замолчали. Через некоторое время Лолита заговорила вновь.
— Я слежу за твоими произведениями и за интервью с журналистами, — сказала она, немного улыбнувшись. — Но не знала, что ты так радеешь за нацию.
Искандер только поднес чашку к губам. Он плавно поставил ее на стол.
— Что?! — не веря своим ушам, он уставился на Лолиту. — Что ты сказала?
— Ты же почти в каждом интервью любишь повторять: «Я не увлекаюсь политикой.!» «Не мое дело — сохранение нации!» — виновато улыбнулась Лолита, — разве не так?
Улыбнулся и Искандер.
— Наверное, так. Но дело совсем не в этом. Я не занимаюсь политикой. Политика занимается мной. Вот в чем вопрос. Вот так и с нацией. Мое дело не кричать на улице: «Да здравствует татары!» Если я напишу хорошее произведение, его прочитает татарин. Если татарин прочитает, значит, сохранится язык. И другие нации, признавшие мои произведения, с уважением посмотрят на татар. Так?
— Может, и так…
— Поэтому я не занимаюсь ни политикой, ни национальными вопросами. Ими занимаются мои произведения.
Лолита засмеялась.
— Произведения о вампирах, о зомби…
— Я понимаю тебя… Но народ, который целой деревней забывает свой язык, чем лучше вампиров? Чем не зомби люди, которые за несколько тысяч идут на иностранных певцов средней руки, а своих ругают: «Билеты по пятьсот продают, уроды».
Лолита перебила:
— А ты невысокого мнения о своем народе.
— Народ сам должен быть высокого мнения о себе. А наши спокойно живут, свято веря в свою ущемленность. Своего Салавата[8]
он ругает на каждом шагу… и живет, наслаждаясь его пением…— Это проклятие?
— Нет, боль.
Замолчали. Вскоре Искандер продолжил:
— Когда узнал о старушке Фатиме, эта боль возникла с новой силой. Часть татар в чужих странах, часть в Башкортостане, а часть вообще в другой религии. А тот, кто должен охранять отчий дом — пьян. Нет, не только от водки. Даже не знаю, от чего. Только он пьян.
Как трезвый человек, он не предугадывает события, не загадывает на будущее.
Искандер замолчал на время, а потом опять продолжил.
— Что может быть страшнее для татарина? А ты говоришь, не мой жанр… Для страшных событий не нужна только мистика.
Он улыбнулся, не улыбались только его глаза.
— Знаешь, старуха Фатима превратилась в самую дорогую для меня личность. Я же детдомовский парень. Возможно, чувства, которые были у меня для родителей, направлены теперь на нее. И я постарался ей помочь. Заплатил за общежитие. Захотел найти ей ее сыновей. Если честно, я думал, что они бедствуют. Я готов был вытянуть их из жизненного болота. Но когда увидел, что они живут в достатке, как нормальные люди, рассердился. Как можно жить в достатке и совершенно не думать, как живут родители? Я рос, относясь к отцу с матерью, как к Богу. Но мне не довелось увидеть ни Бога, ни родителей. Я ни разу за всю свою жизнь не произнес слова «мама». Понимаешь?! Нет, ты это не понимаешь! А эти? Дети Фатимы мне показались врагами. Я захотел наказать их. Захотел, чтобы они испытали, каково это терять своих детей. И я их под разными предлогами собрал на этом острове. Остальное ты уже знаешь.
— А ты действительно жил на этом острове?
— Да, целую неделю.
— Я там тебя видела, — улыбнулась Лолита.
Но Искандер не придал значения ее шутке:
— Я сначала думал о том, чтобы каждый день терять по ребенку.
Сегодня Халиля, завтра, например, Радика… Но во время жизни на острове передумал. Мне показалось это очень страшным наказанием.
Потом пожалел безгрешных детей и их матерей. И заменил его таким символическим наказанием. Здесь ничего страшного и из ряда вон выходящего. Забывшие свою мать мужчины мучаются от неведения того, где находятся их дети. Живы ли они или нет? Куда ушли, почему не возвращаются? Один день неизвестности.
— Но слава острова?
— Знаю. Страшные вести об острове существовали и раньше. Но многие, распространенные в последнее время, придуманы мной. Это было не трудно. Газеты, если интересно, готовы напечатать все.
Правда это или неправда их не интересует. Так же обстоят дела с радио и телевидением. А выдумывать страшные истории для меня, сама знаешь…