Имя твоего волка

Не сбегать торопливо по лестнице, придерживая дрожащими пальцами складки шелкового платья. Нового, сияющего. Как будто солнечный луч пытаешься удержать в ладони — а он выскальзывает, и ласкает кожу и горит огнем. И, запрокинув головы, смотрят на этот огонь гости, столпившиеся у подножия лестницы. Первые гости этого дома за много лет. Поэтому, наверное, так смущенно и притих дом. Укрылся новыми занавесками, вычищенными коврами, спрятался за блеском надраенных подсвечников и столового серебра. Даже лестница не скрипит, и натертые воском старые перила блестят, как озеро под солнцем. Марго волновалась. Каждый шаг — скользкая ступенька, ведущая ее все ниже — и ближе — к гостям и к Владиславу, пока невидимому за цветником незнакомых лиц и разноцветных нарядов — казался ей невероятно важным. Не оступиться, не упасть. Не ошибиться. Преодолеть сомнение — желание повернуться назад, сбежать, спрятаться в своей уютной, родной комнатке.

На секунду — должно быть огонь свечей метнулся под сквозняком в сторону — Марго померещилось, что она опять попала в один из своих снов. Тот, в котором она идет к ожидающему ее костру. И тоже вокруг люди — пятна незнакомых лиц. И тоже страшно оступиться и упасть — потому что тогда эти люди забьют ее камнями. Насмерть. И она идет, ожидая напряженной спиной первого удара и вымеряя каждый осторожный шаг. Идет. На свой костер.

А потом Марго отыскала в толпе лицо Владислава, и разглядела его ободряющую улыбку. И, в тот же миг забыв о встревожившем ее видении, подумала, волнуясь — как несколько минут назад, разглядывая себя в зеркале в своей комнате — «Интересно, понравится ли ему это платье?».

— Вот и ты, — сказал Владислав, подхватывая ее руку и укрывая ее дрожащие пальцы своей теплой ладонью. — А вот и моя невеста, наконец, — смеясь, обернулся он к гостям, поворачивая Марго за собой, и пятна незнакомых лиц опять закружились у нее перед глазами, перепутываясь, задевая друг друга, напоминая о камнях, спрятанных до поры до времени в кулаках, кружевных манжетах, расшитых рукавах.

Марго зажмурилась на секунду, стряхивая наваждение. А когда открыла глаза, на окружающих ее лицах не было ничего, кроме доброжелательного любопытства.

— Какое милое платье, голубушка, — старая дама — седые волосы закручены в замысловатую прическу — тронула Марго за локоть. Погладила шелк морщинистым пальцем — изумруд на перстне плеснул зеленым огнем.

— Мила, мила, — глухим басом пророкотал гигант с длинными черными усами, клонясь широкой спиной в поклоне и проворно ловя огромной ручищей ладонь Марго для поцелуя. — А все такой затворницей…

«Может, мне это снится?» — Марго, как заколдованная, шла рядом с Владиславом к столу. К блеску тяжелой парадной скатерти, сиянию серебра, головокружительным ароматам, одобрительному гулу гостей. Сон этот был придуман Владиславом. «О гостях я позабочусь», — небрежно сказал он, когда речь зашла о подготовке к свадьбе. Марго вообще не представляла, что в связи с этим нужно делать. Может, поэтому, ей это все и показалось сном. Из тех, от которых запоминаются одни обрывки. Яркие, праздничные. Потом их так и не соединить в одно целое — и не понять, что же это было? И было ли вообще что-то?

Играла музыка (интересно, а музыканты-то откуда взялись?). То, спотыкаясь, набирала темп, торопилась; и галопом топали гости, расшатывая жалобно дрожащий паркет. То взлетала птицей-певуньей, рассыпала разноцветные перья; и взвизгивала рыдающая скрипка; и посерьезневшие гости танцевали медленно и важно. Вспотевший черноусый гигант уговаривал Марго сплясать; Марго безуспешно пыталась высвободить из его пятерни свою ладонь. Потом, все-таки, кружилась под надрывные причитания скрипки. Лица, улыбки, кружева опять мелькали, сливаясь в разноцветные пятна.

— Прямо как матушка, — густо и жарко пробасил в ухо гигант. — Похожа то…

Марго, вскинув голову, вдруг увидела близко его большое красное лицо — морщинки вокруг глаз, седые нити в роскошных усах. А ведь, наверное, по возрасту — как дядя Владислав. Только тот стариком выглядит, а этот…

— А мою матушку… Вы знали ее?

И опять свечи задрожали, огонь мазнул алым и желтым — пламенем в ночном небе над горящим домом.

Владислав перехватил ее из объятий черноусого пана, и огонь свечей выправился, засиял ровно и спокойно. Празднично. И пламя — в полнеба, рассыпалось сотней звезд, искрами фейерверка, блеском в глазах улыбающегося Владислава.

— Как, нравится? — тихо спросил он, обжигая дыханием щеку, почти дотрагиваясь губами до щеки. Горячо, потом холодно — до ледяного озноба; потом опять — горячо. Марго зажмурилась на секунду. Губы, теплые и сладкие, как лесной мед. Мурашки по спине, дрожь в кончиках лопаток, где рвутся сквозь кожу невидимые крылья.

— Да, — выдохнула она. — Да. Очень нравится.