Имя ветра

Я кивнул и выскочил за дверь. Вскоре я уже несся по улице.

Два часа спустя я, борясь с подступающей к горлу тошнотой, поднимался на сцену безлюдного театра в «Пустотах». В зале было темно, и только широкий круг света озарял стол, за которым сидели магистры. Я подошел и остановился в ожидании на краю этого круга. Мало-помалу девять магистров прекратили беседовать между собой, обернулись и устремили взгляд на меня.

Стол, за которым они сидели, был огромный, в форме полумесяца. Он стоял на возвышении, так что они, даже сидя, смотрели на меня сверху вниз. Все это были серьезные люди разного возраста – от зрелых мужей до стариков.

После длительного молчания человек, сидевший в центре, наконец сделал мне знак подойти. Видимо, то был ректор.

– Подите сюда, чтобы нам было вас видно. Вот так. Здравствуйте. Ну-с, юноша, и как ваше имя?

– Квоут, сэр.

– И зачем вы сюда явились?

Я посмотрел ему в глаза:

– Я хочу учиться в университете. Я хочу стать арканистом.

Я обвел их взглядом. Кое-кто посмеивался. Но, похоже, никто не был особенно удивлен.

– Вы отдаете себе отчет, – спросил ректор, – что университет предназначен для того, чтобы продолжать образование, а не для того, чтобы его начинать?

– Да, господин ректор. Я это знаю.

– Хорошо, – сказал он. – Разрешите взглянуть на ваше рекомендательное письмо?

Я ответил не колеблясь:

– Увы, сэр, у меня его нет. А это действительно необходимо?

– Ну, обычно у студента имеется какой-нибудь поручитель, – пояснил ректор. – Желательно, чтобы это был арканист. В таком письме говорится о том, что вам уже известно. О ваших сильных и слабых сторонах.

– Сэр, арканиста, у которого я обучался, звали Абенти. Однако рекомендательного письма он мне не дал. Можно, я вам все сам расскажу?

Ректор сурово покачал головой:

– Увы, но мы не можем знать, в самом ли деле вы обучались у арканиста, не имея каких-либо доказательств. Есть ли у вас что-нибудь, что может послужить подтверждением ваших слов? Какие-нибудь еще письма?

– Сэр, прежде, чем наши пути разошлись, он подарил мне книгу. Он сделал дарственную надпись и подписал ее своим именем.

Ректор улыбнулся:

– Да, это вполне подойдет. Книга у вас при себе?

– Нет, – я подпустил в голос вполне искренней горечи. – Мне пришлось отдать ее в залог в Тарбеане.

Услышав это, магистр риторики Хемме, сидевший по левую руку от ректора, с отвращением фыркнул. Ректор бросил на него раздраженный взгляд.

– Ну право же, Герма! – сказал Хемме, хлопнув ладонью по столу. – Очевидно же, что мальчишка лжет! А у меня сегодня есть важные дела.

Ректор посмотрел на него еще более неприязненно:

– Магистр Хемме, я вам не давал дозволения говорить!

Они некоторое время смотрели друг на друга в упор, наконец Хемме насупился и отвернулся.

Ректор снова обернулся ко мне, но тут его внимание привлекло движение другого магистра:

– Да, магистр Лоррен?

Высокий, худой магистр равнодушно смотрел на меня.

– Как называлась книга?

– «Риторика и логика», сэр.

– И где вы ее заложили?

– В «Рваном переплете», на Приморской площади.

Лоррен перевел взгляд на ректора:

– Я завтра еду в Тарбеан, чтобы привезти необходимые материалы для будущей четверти. Если книга там, я ее привезу. Тогда и можно будет решить вопрос с тем, правду ли говорит этот юноша.

Ректор чуть заметно кивнул:

– Благодарю вас, магистр Лоррен. – Он откинулся на спинку своего кресла и сложил руки на груди. – Ну что ж. О чем говорилось бы в письме Абенти, если бы он его написал?

Я взял дыхание:

– Он написал бы, что я знаю наизусть первые девяносто симпатических связываний. Что я умею делать двойную перегонку, проводить титрование, обызвествление, сублимацию и осаждение раствора. Что я обладаю неплохими познаниями в истории, аргументации, грамматике, медицине и геометрии.

Ректор изо всех сил старался не улыбаться:

– Что ж, список внушительный. Вы уверены, что ничего не упустили?

Я помолчал:

– Вероятно, он упомянул бы еще о моем возрасте, сэр.

– И сколько же вам лет, юноша?

– Квоут, сэр.

Лицо ректора тронула улыбка:

– Ну и, Квоут?

– Пятнадцать, сэр.

Послышался шорох: каждый из магистров отреагировал по-своему – кто переглянулся, кто вскинул брови, кто покачал головой. Хемме закатил глаза к небу.

И только ректор и глазом не моргнул.

– И что же именно он сказал бы о вашем возрасте?

Я позволил себе чуть заметно улыбнуться:

– Посоветовал бы не обращать на него внимания.

Ненадолго воцарилась тишина. Ректор глубоко вздохнул и снова откинулся на спинку кресла.

– Ну хорошо. Мы зададим вам несколько вопросов. Быть может, вы начнете, магистр Брандёр? – И он указал на конец полукруглого стола.

Я развернулся к Брандеру. Полный, лысеющий, он занимал в университете должность магистра арифметики.

– Сколько гранов в тринадцати унциях?

– Шесть тысяч двести сорок, – мгновенно ответил я.

Он приподнял брови.

– Если я обращу пятьдесят серебряных талантов в винтийскую монету и обратно, сколько я получу, при условии, что сильдийцы каждый раз берут за обмен четыре процента?

Я принялся было проделывать трудоемкий перевод из одной валюты в другую, но тут же улыбнулся, сообразив, что нужды в этом нет.