Иммануил Великовский

Сложнее обстояло дело с твердокаменным сторонником теории единообразия — Гарри Гессом. Все же Великовский не терял надежды, что новые открытия в геологии и палеонтологии, в конце концов, возьмут верх над системой ценностей, усвоенной этим честным и добрым человеком.

Но какие дополнительные доказательства нужны историкам, чтобы уже сегодня согласились с правильностью реконструированной хронологии древнего мира?

Во время археологических раскопок в 1950 году было установлено, что стены Иерихона рухнули в то время, когда в Египте завершилось Среднее царство.

Согласно конвенциональной истории, Исход произошел через пятьсот лет после конца Среднего царства. Следовательно, подойдя к Иерихону, израильтяне должны были увидеть давно разрушенные крепостные стены. Но Библия описывает, что крепостные стены были разрушены во время осады Иерихона израильтянами.

Согласно хронологии Великовского, это произошло именно в конце Среднего царства.

В рамках реконструированной истории нет никаких противоречий между письменными свидетельствами и находками археологов.

Великовский вспомнил еще одно археологическое исследование. Израильский профессор Игал Ядин, в прошлом генерал-лейтенант, начальник генерального штаба Армии Обороны Израиля, установил, что Хацор был важным городом в период владычества гиксосов. В Библии описано, что израильтяне под предводительством пророчицы Деборы, воевали с Хацором. Если следовать конвенциональной истории, этой войны не могло быть, потому что израильтяне появились в Палестине примерно через пятьсот лет после падения Хацора. Но находки Ядина, подтвердившие правильность библейского описания, — хотел он этого или нет — полностью согласуются с реконструированной хронологией. Игал Ядин опубликовал свои данные, не упомянув Великовского. Кто знает, появилась бы в печати его статья, будь в ней ссылка на Великовского?

Горько было думать об этом. Тем более, что в данном случае примешивались эмоции, не имеющие отношения к науке.

57. УНИВЕРСИТЕТЫ ОТКРЫВАЮТ ДВЕРИ. «КОСМОС И ХРОНОС»

В 1964 году университеты приоткрыли двери аудиторий, чтобы из уст самого Великовского услышать о его «крамольных» гипотезах. До этого только благодаря стараниям Гесса о них слышали в Принстоне из уст автора. 13 февраля 1964 года Великовский опять выступил перед Форумом аспирантов Принстонского университета.

Снова, как и прежде, лекция произвела неизгладимое впечатление на аудиторию.

Снова профессора, несогласные с теорией Великовского, заявляли, что впечатление зависит не столько от того, что он излагает, — хотя, конечно, знаний у этого человека хватило бы на десяток профессоров, — сколько от того, как он это преподносит. Трудно понять, в чем именно заключается волшебная сила его речи, несмотря на непреодолимый русский акцент.

Отношения между Великовским и Гессом претерпели существенную эволюцию — от взаимной симпатии двух интеллигентных людей до дружбы, несмотря на то, что оба исповедовали различные философские концепции. Без громких слов и жестов Гесс снова продемонстрировал, что значит быть другом.

С интересом и нетерпением Принстон ожидал публичную дискуссию между Великовским и Колином Питтендраем по поводу дарвиновской теории эволюции. Несколько лет назад Питтендрай, профессор биологии Принстонского университета, пришел в гости к Великовскому.

Питтендрай признался коллегам, что, несмотря на диаметрально противоположные позиции в биологии, он не может устоять перед уникальным интеллектом Великовского, перед огромным запасом знаний и личным обаянием этого необычного человека. Конечно, он не согласен с ним, но общение с Великовским доставляет ему огромное удовольствие.

Противникам, встречающимся за шахматной доской, вовсе не нужна общность мировоззрения, чтобы насладиться встречей.

Сейчас профессор Питтендрай поставил условие: во время дискуссии Великовский не должен приводить проблему вымерших видов животных как аргумент против дарвиновской теории. «Помилуйте, — говорил Великовский, — но это подобно состязанию на ринге двух боксеров, у одного из которых связаны руки».

Отношения между участниками предстоящей дискуссии становились напряженными. Но Великовский не мог отказаться от защиты своей позиции во время дискуссии.

Гесс не хотел, чтобы уменьшилось число людей, поддерживающих приятельские отношения с Великовским. Походя, словно делает нечто совсем несущественное, он предложил себя оппонентом вместо Питтендрая.

Это проявление дружбы до глубины души растрогало Великовского.