Иммануил Великовский

Еще более резко написал по этому поводу Рансом: «Когда обращают внимание на то, что у Сагана предельно плохая репутация, он, защищаясь, говорит, что ученому свойственно быть непредубежденным и способным менять мнение. Он создает впечатление, что лучше быть неправым, чтобы, изменив мнение, доказать, что ты — ученый, чем быть правым, но подвергать свой статус сомнению людей. Если быть неправым — значит, считаться ученым, то Саган — безусловно, ученый».

Вот кто был «ударной силой» ААПН в борьбе против Великовского. Кстати, ударная сила покинула сессию не только до начала дискуссии, но даже не выслушав всех докладов: Саган торопился на запись «Джонни Карсон Шоу».

Фиксированные доклады заключил своим выступлением профессор механики и авиакосмической инженерии — Иллинойского технологического института Ирвин Михельсон. Его доклад, снабженный точными математическими выкладками, был посвящен физическим механизмам космических коллизий, описанных Великовским.

Профессор Михельсон безоговорочно поддержал теорию миров в столкновениях.

Стараясь дискредитировать профессора Михельсона, ортодоксальные ученые распространили слухи о том, что он был приглашен докладчиком на сессию ААПН с тем, чтобы хоть кто-нибудь сказал доброе слово о идеях Великовского. Михельсон категорически опроверг это. «Если здесь были слепо фиксированные „за“ и „против“, — писал он, — моей целью не было исполнение акта веры, а только акта объективной научности — и я все еще не рискнул бы оценить, до какой степени мои заметки „Механика поддерживает свидетельство“ были хороши или плохи для этого».

Профессора Михельсона попытались дискредитировать и другим образом. Во время его доклада Мулхолланд с места заметил, что энергия солнечной вспышки, пока она достигнет Земли, уменьшится в 108 раз. В это время Михельсон говорил не о солнечной вспышке, а об энергии геомагнитной бури. Физику это было настолько очевидно, что Михельсон даже не ответил, чтобы не дискредитировать коллегу в глазах аудитории. Но журнал «Science» упомянул выступление Михельсона только одной фразой, в которой говорилось, что подсчитывая изменения ротации Земли, Михельсон ошибся в 1018 раз. Ошибка Мулхолланда была приписана Михельсону и с 108 увеличена до 1018.

Михельсон написал в «Science», но журнал отказался опубликовать это письмо.

Группа канадских ученых, узнав об этом позорном инциденте, обратилась в «Science» с требованием либо опубликовать письмо Михельсона, либо объяснить свое недостойное поведение. Редакция «Science», по-видимому, решила, что второе будет более болезненным и, сжав зубы, опубликовала письмо Михельсона.

В 1974 году ученый истэблишмент оставался верен четвертьвековой тактике преследования Великовского и поддерживающих его ученых.

После доклада Михельсона началась бурная дискуссия. Великовский припер к стенке Хубера и продемонстрировал недостойные приемы Сагана, Докладчики пытались обороняться против выступлений ученых из аудитории. Страсти накалялись.

Председатель закрыл сессию на два часа позже намеченного времени. Он явно опасался реакции подавляющего большинства присутствовавших, поддерживавших Великовского.

72. МАФИЯ ПРОТИВ ВЕЛИКОВСКОГО

Из Сан-Франциско Великовский вернулся в Принстон и тут же вместе с Элишевой вылетел в Израиль.

В Принстоне они 22 года. Обжитый, гостеприимный дом. Устоявшийся быт. Интересные встречи. Но только здесь, в Израиле, он по-настоящему чувствовал себя дома. А время было не самое лучшее. Несколько месяцев назад закончилась тяжелая война.

Во время любой беседы возникала тема войны. Но во дворах с утра до позднего вечера шумное веселье детворы, истинных хозяев Израиля.

В доме Шуламит и ее мужа — профессора Хайфского Техниона, Авраама Когана, — ему было уютнее, чем в Принстоне. А может быть внуки, Меир и Ривка, были тому причиной? В любом случае, достаточно с него Америки. Шуламит подыщет им квартиру.

Он продолжит работу. Конечно, не с прежней интенсивностью. Ведь скоро исполнится 79. Но ему еще есть, что сказать. Здесь он завершит «Человечество в амнезии», книгу о Потопе и последние две книги «Веков в хаосе». Пора навсегда возвращаться в Израиль.

На Пасху Великовские с дочерью, зятем и внуками поехали в Эйлат. Уже в начале апреля на самый южный город Израиля навалился летний зной. Казалось, жгли даже блики, отраженные полированной поверхностью залива. Великовский смотрел из окна гостиницы на купающихся, на яркую расцветку парусов яхт, на танкер, медленно подходящий к порту. Нигде в мире он не видел такого темно-синего моря. Мысленно улыбнулся, подумав о кажущемся парадоксе. Он понимал, почему самое синее море назвали Красным.

Пасха началась в субботу 6 апреля. Вечер не принес прохлады. Огни Акабы на иорданском берегу мерцали в густом мареве как свечи, задуваемые ветром.

Праздничный стол был сервирован со вкусом, Великовский с явным удовольствием руководил традиционным порядком застолья, неизменным в течение многих столетий.