Император из двух времен

В целом разместили нас удобно. Меня с Зеной в отдельной трёхкомнатной квартире с кухонькой, ванной и ватерклозетом. Радио в номере, патефон, телефон… Руководство делегаций в одно- и двухместные номера расселили, а спортсменов поплотнее, но не более двоих на комнату. Рядом и магазины и харчевни, синематограф, концертные площадки есть. Особенно много «Кофеен на паях», «Русских блинов» Елисеева и «Бистро ем» Второва. Площадки и залы для тренировок тоже рядом. Собственно, в город-то особо не зачем и ехать. Если только на экскурсию – так на них возят организованно. В «Олимпийской» на улицах порядок, полиция, милиционеры-«дружинники», территория огорожена… Из-под опеки и не выберешься. А у меня то здесь не только спортивные дела есть.

Всё воскресенье 18 апреля мы размещались, в понедельник я бегал полдня по делам делегации и выговорил даже на среду экскурсию в Новую Москву, надеясь передать весточку и в среду-четверг найти уже повод на встречу с товарищами улизнуть. Но тут позвонил телефон. Родители моей Зены, батюшка Гавриил, ставший уже протопопом и матушка Агапья Константиновна, были по епархиальным делам до конца недели в Москве и, конечно, хотели бы встретится. Зена так прямо прилипла к телефонной трубке – соскучилась. Телеграмма от Папулия[35] о том, что они с дядей Давидом[36]

будут в Москве в среду вечером, мы получили, как только вселились. Нельзя было не познакомить родственников. Среда и четверг у меня явно пропадали. А в пятницу уже надо было готовиться к открытию Игр. Я уже стал заводиться от того, что не могу исполнить партийного поручения. Но тут меня выручила супруга. Зачем играть в конспирацию, если можно просто позвонить?

Но напрямую я своим адресатам звонить не мог. Оставался запасной вариант, и, спросив, телефон в справочной, чей номер был на аппарате, я позвонил Горькому. Алексей Максимович не сразу вспомнил меня, но поняв, кто и от кого звонят, поспешил меня успокоить – обещал решить вопрос и с утра прислать машину или заехать за мной самому. Как он сказал «товарищу председателя Государственной Думы не отказывают». Сговорились созвониться в 9 утра, я продиктовал свой номер, который тоже был заботливо подписан на табличке аппарата (как и номер полиции и скорой помощи, пункта спасения – удобно, надо перенимать). Утром Горький позвонил и сказал, что шофер уже подъезжает и что мне согласован выезд в Думу, и я могу взять с собой Зену, которую подвезут к подворью Якутской епархии, где она сможет пообщаться пока с родителями. Так и поступили.

В Москве пахло весной, и было необычно для апреля тепло. Но мне даже в твидовом сюртуке было не жарко. Впрочем, мой визит был полуофициальный и требовал более строгой, чем у большинства шедших по улице, одежды. Улицы были неожиданно чисты и украшены вывесками, цветами и транспарантами. Прямо от олимпийской деревни на столах и домах были размещены олимпийские и новые российские флаги. Ближе к Государственной Думе белого в оформлении становилось всё меньше, и среди распускавшихся деревьев становилось всё более украденного у нас красного. Если бы не восьмиконечные звёзды я бы даже думал, что я у здания Интернационала в Мехико.

Алексей Максимович был радушен. Напоил чаем, расспросил о Мексике и товарищах, рассказал, как поживают наши знакомые в России. Посетовал я Горькому на красные цвета освобожденчества.

– Это ты, Серго, еще Первомай здешний не видел.

– И праздник украл у нас царизм, и революцию!

– А социализм? Я вот Михаила знаю лично – он социалист больше многих наших товарищей.

– Социалист? На троне? А не в левой партии?

– Да, Серго, социалист на троне. И вот подумай – смог бы он вступить в семнадцатом к нам или эсерам? Приняли бы?

Я замолчал. Шансов вступить в большевики у Михаила Романова действительно не было, даже посмертно. Беседа расклеилась. Я попросил провести меня в приемную здешней коммунистической фракции. Горький направил меня проводить своего секретаря Микояна[37]

. По дороге успел даже расспросить немного Анастаса о Кавказе. С его слов там изменения прямо революционные.

Пока шли по коридору, видел много знакомых. Кто-то улыбался и здоровался, кто-то удивлялся или не узнавал. У коммунистов почти три часа говорили с товарищами в кабинете Кржижановского[38]. От Глеба и позвонил. Сначала по делу, а потом Армандам. Инесса с Надеждой просили весточки и посылочки передать. Александра Евгеньевича в Москве не было. Но взявшая трубку Варя сказала, что может нас встретить в Новой Москве, у них там художественная практика. Вот на завтра и сговорились.

Я думал взять от Думы пролетку, забрать жену, поговорить с её родственниками, зайти в Елисеевский… Но машина Горького снова меня ждала внизу. Потому у меня было достаточно времени, чтобы осмотреть столицу, но не было возможности затеряться в ней.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. 20 апреля 1920 года