Император Мэйдзи и его Япония

Только распогодилось, как пошли дожди —Это слезы горести всей страны.Плачут, кровью харкают кукушата —Это в крик кричат доблести солдаты.А министры наши ничего не могут,

На уме лишь власть и всё тут.Знать, не ведают они,Государю и стране в чем подмога.И в финансах-то у них – разор,За дела заграничные – им позор.И победы славной все следы простыли,

Конституцию им дали – в облаках сокрылась.Прогоним, прогоним министров!Сокрушим, сокрушим Кабинет!Завели страну не туда,Для народа нашего – хуже врага!

Рассердитесь и встаньте, друзья,Приходите-собирайтесь сюда!Взвейся, знамя свободы,Бейте в барабаны свободы!Пусть Небо ужаснется и вздрогнет Земля!

Суд признал газету виновной в оскорблении кабинета министров в полном составе. Редактор получил год исправительных работ и пять иен штрафа.

Россия предпринимала определенные усилия, чтобы утвердиться на Корейском полуострове экономически, и в мае на казенные средства была куплена лесная концессия на реке Ялу, которой раньше владел владивостокский предприниматель Ю. И. Бриннер. Однако интересы России и Японии были несопоставимы: 72 процента корейской внешней торговли приходилось на Японию[268]. И если в военном отношении еще наблюдался какой-то паритет, то торговые и культурные связи указывали на то, что вряд ли России удастся достичь в Корее и Маньчжурии сколько-то серьезных успехов. Достаточно сказать, что даже в Порт-Артуре не хватало продовольствия и питьевой воды, которые закупались в Японии.

В этом году в токийском парке Уэно был открыт памятник Сайго Такамори. Деньги от 25 тысяч человек собрали по подписке. Сайго был канонизирован в качестве героя Реставрации, решительного сторонника завоевания Кореи и идеального самурая, сведшего счеты с жизнью в соответствии с рыцарским кодексом чести. Даже ранние японские социалисты восхищались им. Котоку Сюсуй, который к этому времени уже успел начитаться европейских идеологов социализма, говорил, что Сайго подобен свече – он сжег себя, чтобы зажечь других[269]. А что уж говорить про националистов с их призывами к возрождению духа бусидо!

Рядом с Сайго стоит собака. По первоначальному замыслу художника она вовсе не должна была привнести в его образ дополнительную теплоту. Собака у ног Сайго – это потомок основателя «династии» сёгунских псов. Его звали Тора – Тигр. Всемогущему Сайго удалось скомандовать и сёгуну Ёсинобу, и его собаке: «К ноге!» Сайго Такамори мечтал о завоевании Кореи. Эта мечта пока что не осуществилась, но газеты с чувством глубокого удовлетворения писали, что поздравления по случаю открытия памятника слали со всей империи – от Хоккайдо на севере до Тайваня – на юге. До Тайваня, который был завоеван всего три года назад. Ценность Тайваня для Японской империи определялась именно такими проявлениями ликования. На его освоение, создание современной инфраструктуры уходили немалые средства, об экономической отдаче не могло быть и речи. Японская администрация не стала запрещать курение опиума, но ввела монополию на его производство и продажу. Но даже эти немалые деньги не могли спасти ситуацию. Стали поговаривать, что неплохо бы продать остров Франции[270].

Взгляд великого Сайго был устремлен в сторону императорского дворца – бывшего сёгунского замка, в который в 1868 году он вступил в качестве предводителя войск Мэйдзи. О мятеже 1877 года если и вспоминали, то расценивали его не как антиимператорский, а как антиправительственный. В сознании японцев эти понятия имели совсем разный смысл. Политики врали, хитрили и изворачивались, правительства приходили и уходили. Император Мэйдзи возвышался над их мышиной возней, интригами и схватками, а его небесное сияние проникало в самые далекие уголки страны и служило незыблемой гарантией стабильности. Однако теперь культ Сайго был поддержан и правительством, которое он покинул два с лишним десятилетия назад по собственной воле. Тогда его идеи о немедленном покорении Кореи не пригодились. Но теперь настали совсем другие времена.

Мэйдзи примирился не только с Сайго. В марте он принял последнего сёгуна – Токугава Ёсинобу. В прошлом году ему разрешили переехать из префектуры Сидзуока в Токио. Теперь он удостоился аудиенции у человека, именем которого его свергли. Человека, который к этому времени стал «живым богом». Непримиримые когда-то враги впервые увидели друг друга.