Император Наполеон

К вечеру 13 марта Наполеон прибыл из Лиона в городок Макон и здесь узнал, что войска Нея преградили ему путь у местечка Лон-де-Сонье. Теперь, после Лиона, император, абсолютно уверенный в себе и успехе своего дела, не придал этой информации большого значения. Он даже устроил веселый прием чиновников местной власти и офицеров Национальной гвардии. На этом приеме его позабавила следующая сцена. «Ваше величество, вы всегда творите чудеса, потому что, когда мы узнали, что вы вернулись, мы подумали, что вы сошли с ума...» - так начал один из офицеров свою приветственную речь и не кончил, заглушенный неистовым: «Виват император!» «С ума сошел» не только император, но и вся Франция[1591].

Пока Наполеон отдыхал и развлекался в Маконе, Ней с четырьмя полками, к которым уже шли подкрепления, готовился к бою под Лон-де - Сонье. Днем 13-го маршал попытался вдохновить своих солдат призывами к борьбе против бывшего, преступившего все законы императора во имя верности законному королю, однако солдаты в ответ на все его призывы угрюмо молчали. Ней вернулся к себе в штаб раздраженным, уже теряя уверенность в своей правоте. А в ночь с 13 на 14-е его разбудили следующим известием: «Артиллерийская часть, которая должна была прийти к нему в подкрепление из Шомона, взбунтовалась и перешла вместе со своим эскортом (кавалерийским эскадроном) на сторону Наполеона»[1592].

Наутро 14 марта, в момент жестокой борьбы маршала с самим собой, когда солдаты смотрели на него с мрачным разочарованием, а боготворившие его ранее (при Наполеоне) офицеры избегали его взгляда, - в такой момент конный ординарец примчался к нему с запиской от Наполеона. В ней значилось: «Ней! Идите мне навстречу в Шалон. Я вас приму так же, как на другой день после битвы под Москвой»[1593]

.

Прочитав записку, Ней принял решение. Он собрал и выстроил все свои войска на плацу. Встав перед их фронтом, маршал выхватил из ножен шпагу и в напряженной тишине зычным голосом буквально протрубил: «Солдаты! Дело Бурбонов навсегда проиграно. Законная династия, которую выбрала себе Франция, возвращается на престол. Повелевать нашей родиной вправе только один император Наполеон!» Громоподобные вопли «Виват император! Виват маршал Ней!» заглушили его слова. А сам маршал, по воспоминаниям очевидцев, «словно обезумев, пошел вдоль рядов солдат, обнимая их всех подряд, “в том числе флейтистов и барабанщиков”»[1594]. О том, как закончился этот смотр, читаем у Е. В. Тарле: «Несколько роялистских офицеров сейчас же скрылись. Ней им не препятствовал. Один из них тут же сломал свою шпагу и горько упрекнул Нея.

“А что же, по-вашему, было делать? Разве я могу остановить движение моря своими двумя руками?” - ответил Ней»[1595].

Наполеон принял Нея именно так, как обещал. Очевидец их встречи Л. - Ж. Маршан вспомнил: «Император распростер объятия, маршал бросился к нему навстречу, и они обнялись. Оставшись наедине, они долго беседовали»[1596]

.

Известие о том, что Ней, вместо того чтобы доставить Наполеона к Бурбонам в железной клетке, сам, со всем своим войском, без боя преклонился перед «узурпатором», повергло королевский двор в ужас. «Теперь я вижу, что все кончено», - паниковал Людовик XVIII. В ночь с 19 на 20 марта он со всей семьей и с многолюдным эскортом, в котором оказались четыре бывших наполеоновских маршала (Макдональд, Мармон, Мортье и Бертье), бежал на север в Лилль и далее, уже за пределы Франции, в бельгийский город Гент - поближе к морю и к берегам Англии. В спешке король забыл взять с собой домашние тапки и с грустью признавался по пути из Парижа маршалу Макдональду: «Больше всего мне жаль моих комнатных тапочек. Они были так хорошо разношены по ноге»[1597].

А вот и язвительная гримаса истории: Людовик XVIII бежал от Наполеона по той же, роковой для его брата, дороге через Варенн, где 21 июня 1791 г. Людовик XVI, бежавший от революции, был задержан почтмейстером (бывшим драгуном и будущим - при Наполеоне - супрефектом) Ж. Б. Друэ, а затем гильотинирован. Вспомнил ли 18-й Людовик, проезжая через Варенн, о судьбе 16-го? Думается, не мог не вспомнить. Единственным утешением для королевской семьи теперь была только надежда на «братскую» помощь феодальных монархов. И они эту последнюю надежду Бурбонов оправдали.