Император Наполеон

23 апреля Дополнительный акт к конституциям Империи был опубликован. Уточненный и окончательный вариант названия этого акта увязывал его с конституцией не только 1804, но и 1802 г., а главное, подчеркивал, по мысли Наполеона, «преемственность между первым (до 1814 г. - Н. Т.) и вторым его царствованием»[1637]

. Вот наиболее существенные дополнения к конституциям 1802 и 1804 гг. и, кстати, некоторые уточнения их статей в «Дополнительном акте» 1815 г.[1638] Значительно понижен имущественный ценз как для избирателей, так и для избираемых в органы власти. Лучше обеспечивалась свобода слова: отменялась предварительная цензура, а противозаконные выпады печати отныне могли караться лишь по суду. Были расширены и структура, и полномочия представительных органов: наряду с избираемой

Палатой депутатов учреждалась новая - верхняя Палата пэров, члены которой назначались императором. Министры теперь были подотчетны обеим палатам, и законы должны были проходить через обе палаты прежде чем поступить на утверждение императору. Таким образом, император, сохранив за собой всю полноту исполнительной власти, поделился властью законодательной с двумя палатами. В случае конфликта с Палатой депутатов император был вправе распустить ее (конфликт императора с Палатой пэров, т. е. его назначенцев, даже не предполагался).

Итак, «Дополнительный акт» представлял собой весомый довесок к двум конституциям Наполеона, заметно ослабивший пресс наполеоновской диктатуры. Как бы в благодарность нации за доверие и поддержку Наполеон, верный своим мартовским обещаниям, принимал обличье конституционного монарха. Но соблюсти должную последовательность в этом конституционализме он не смог, когда увидел, что итоги выборов в Палату депутатов и, главное, поведение обеих палат не оправдывают его надежд на их покорность ему как признанному главе нации.

С одной стороны, Наполеон понимал и позднее (в изгнании на острове Святой Елены) признал, что только обращение к народу под лозунгами великой революции 1789 г. «Свобода, равенство, братство» могло бы привести его к победе над седьмой (и любой другой, сколько бы их ни было) коалицией. Утопить в крови французский народ коалиционеры не смогли бы и силами миллионной армии. Они просто не рискнули бы пойти на это, хотя бы из страха перед заражением их собственных армий и народов проказой революции. «Нужно было снова начать революцию, - прямо говорил Наполеон, вспоминая о 1815 г., - <...>. Без этого я не мог спасти Францию»[1639]. Но, с другой стороны, он же признался Констану в дни работы над «Дополнительным актом»: «Я не хочу быть королем Жакерии»[1640]

. Не желая крайностей революции с ее «большим террором» и с риском гражданской войны, Наполеон избрал компромиссный путь, но сплотить нацию вокруг себя, как он надеялся, «Дополнительным актом» ему не удалось. Либеральный довесок к его конституциям не удовлетворил ни либералов справа, ни якобинцев слева (правые сочли его слишком малым, левые - излишне большим). Бонапартисты же, безоглядные приверженцы Наполеона, составили в нижней палате нежданно - негаданно жалкое меньшинство (из 620 депутатов - лишь 80, против 40 якобинцев и 500 (!) либералов)[1641].

Больше всего поразила Наполеона такая неожиданность, как равнодушие народных масс к его конституционным новациям. Это выяснилось по результатам всенародного голосования. Из 5 млн избирателей (т. н. «активных граждан») за «Дополнительный акт» проголосовали 1 532 527 человек против 4810, но... при 3,5 млн воздержавшихся[1642]. Народ явно хотел не либеральных довесков к законам империи, а революционного, в духе 1789 - 1793 гг., искоренения всех остатков феодализма, которые олицетворяли собой в народном сознании Бурбоны.

Разумеется, и плебисцит о «Дополнительном акте», и выборы в нижнюю палату разочаровали Наполеона. Но - дело сделано, и теперь император постарался извлечь из него максимум пользы для себя и своей империи. 1 июня на Марсовом поле в центре Парижа он провел торжественную церемонию, на которой были оглашены результаты плебисцита, розданы императорские знамена с орлами солдатам Великой армии и Национальной гвардии и объявлено о первом заседании вновь избранной Палаты депутатов[1643]. Церемония была художественно оформлена под руководством первого живописца Франции и всей Европы Ж. Л. Давида и одного из лучших архитекторов империи П. Фонтена. Площадь украсили два сказочно живописных трона, на которых император восседал - сначала по ходу гражданского, а потом военного церемониала; вокруг тронов - затейливые арки, трибуны, скамьи. Громадную эспланаду (площадь между трибунами) заполнили 50 тыс. кадровых и национальных гвардейцев, а общее число собравшихся на площади и окрест нее превышало 200 тыс. Адольф Тьер выразился даже так, что здесь в тот день «находился почти весь народ Парижа».