Только великий магистр мог совмещать герб Державного ордена и собственный герб обычным образом: щит крестообразно делился на четыре части, и в две из них (первую и четвертую) включался орденский герб, а две оставшиеся четверти отводились под родовой герб предстоятеля госпитальеров. Великие магистры также дополняли свой герб орденской короной, а иногда и черной мантией с горностаевым подбоем, украшенной золотой бахромой и такими же кистями на шнурах. Кроме того, в композицию магистерского герба входили или могли входить обычные членские знаки: крест за щитом и четки.[107]
В перерывах между магистерскими княжениями временное главенство в Ордене переходило к заместителю (поручику) великого магистра. На время своего местоблюстительства поручик получал право «расчетверять» свой герб с гербом Ордена, но пользоваться магистерской короной он не мог.[108]
Гербовый щит, целиком заполненный серебряным прямым крестом в червленом поле, служил гербом Ордена в целом. Он часто помещался в верхней части кавалерского знака, над восьмиконечным крестом с короной; в зависимости от статуса обладателя знака щит дополнялся трофеем или металлическим бантом.[109]
Полная, парадная версия герба включала также крест обетного рыцаря за щитом, орденские четки и магистерскую корону с мантией.[110] Этот герб в равной степени относился к Ордену как к монашескому братству и как к государству.Порой наряду с основной версией герба употреблялся и червленый щит с серебряным крестом характерной восьмиконечной формы, повторяющим очертания орденского знака, Двойственность имела средневековые корни: в ранней геральдике самые несходные формы крестов зачастую были взаимозаменимыми. На протяжении XVIII века, однако, Орден практически изжил эту «неопределенность герба», отодвинув щит с мальтийским крестом на периферию своей официальной символики.
Геральдические правила сложились в Державном ордене постепенно: в основном их оформление пришлось на период от конца XIV века до времен великих магистров Пинто де Фонсеки и де Рогана. Любопытно, что в протестантском Бранденбургском бальяже иоаннитов утвердились иные, довольно курьезные правила составления гербов. Отказ от монашеских обетов лишил крест за щитом первоначального смысла, и бранденбуржцы стали трактовать его как знак командорского достоинства, тогда как простые кавалеры по-магистерски включали герб Ордена (а иногда — орденский крест в червленом или черном поле) в свои щиты вместе с родовыми эмблемами. Подобные расхождения в правилах объяснялись тем, что Орден и его бранденбургская ветвь к XVIII веку стали двумя совершенно раздельными сообществами, связанными лишь в силу деклараций и финансовых обязательств.[111]
С основанием Российского приората в ноябре 1797 года две геральдические традиции, как и две «опекающие» их юрисдикции, пришли в соприкосновение. По конвенции (статья XXXVI) император обеспечивал мальтийским рыцарям право пользоваться в России всеми привилегиями, «коими знаменитый орден пользуется в других местах по уважению и благорасположению Государей».[112]
Это пожалование позволяло кавалерам сохранять в пределах империи традиционные для Державного ордена общие правила оформления гербов.Конечно, ни из этой статьи конвенции, ни из других ее частей невозможно вывести подтверждение российской короной отдельных гербов, принятых в Ордене, или же «увольнение» употребляемых в России иоаннитских гербов из ведения имперских властей. Мальтийская юрисдикция не сливалась и не соединялась с имперской; орденское утверждение герба, как и прежде, имело в России статус вполне законного, но иностранного. Полную силу орденское признание имело лишь в пределах рыцарского государства на Мальте. В других странах такой герб мог употребляться при отсутствии противоречий с местными законами и обычаями.
Между тем 1 января 1798 года последовало Высочайшее утверждение первого тома Общего гербовника и приложенного к нему манифеста, установившего достаточно строгие правила геральдического учета в России: «Все гербы в Гербовник внесенные оставить навсегда непременными так, чтоб без особливого НАШЕГО, или Преемников НАШИХ повеления, ничто ни под каким видом из оных не исключалось и вновь в оные не было ничего прибавляемо».[113]
Разумеется, это установление следует толковать в контексте геральдической традиции. Недозволение исключать что-либо из герба не означало того, что герб нельзя изображать в сокращенном виде (например, без намета, без шлема, в некоторых случаях — с упрощенной композицией щита и т. д.). Точно так же строгие формулировки манифеста не воспрещали включать в герб орденские знаки (по крайней мере высочайше дозволенные к ношению в России) и традиционные должностные атрибуты (из числа которых, впрочем, в России были привычны только фельдмаршальские жезлы). Этот же принцип, истолкованный в духе XXXVI статьи русско-мальтийской конвенции, позволял российским бальи Ордена вводить