Ярким примером может послужить герб князя Александра Борисовича Куракина — того самого, который в детстве играл с маленьким Павлом Петровичем в «кавалеров мальтийских». В 1797 году князь, уже в чине вице-канцлера вместе с Безбородко представлял российскую сторону при подписании конвенции с Орденом. Брату же его, генерал-прокурору Алексею Борисовичу, было поручено руководить составлением Общего гербовника. Вскоре князь Алексей оказался в немилости; но это не помешало родовому гербу Куракиных попасть в первый том Гербовника и получить утверждение 1 января 1798 года.[114]
К этому времени (с апреля 1797 года) князь Александр уже был почетным бальи и кавалером Большого креста Державного ордена. Впоследствии, в 1801 году, ему довелось возвыситься до конвентуальнго бальи и великого канцлера. На протяжении своей орденской карьеры князь неоднократно пользовался своим родовым гербом, дополненным
Апелляция к прецедентам требует осторожности. Необходимо учесть, что соблюдение геральдических норм, провозглашенных в манифесте 1 января 1798 года, оставляло желать лучшего. Гербовник составлялся медленно — это было естественным затруднением. Тревожнее было то, что не утвержденные версии утвержденных гербов продолжали употребляться во множестве. Достаточно упомянуть еще два выдающихся русских семейства, связанных с Орденом, — графов Шереметевых и князей Юсуповых. Их гербы мы находим соответственно во второй и третьей частях Общего гербовника, утвержденных в 1798–1799 годах. Тем не менее история употребления гербов обоих семейств на протяжении всего XIX столетия была буквально переполнена геральдическими недоразумениями.[116]
Во всем отразилась гербовая неграмотность большинства подданных Павла I; но прежде всего ответственность за беспорядок ложится на тех, кто работал непосредственно над составлением Гербовника и не сумел привести его в равновесие с живой практикой и нуждами российского дворянства.[117]Некоторое количество геральдических огрехов и нарушений неизбежно при любом массовом употреблении гербов. Ни в истории Державного ордена, ни других европейских государств мы не найдем ничего похожего на абсолютную геральдическую правильность. И все же было бы ошибкой смешивать нарушения, даже самые типичные, с нормами, хотя бы и плохо соблюдавшимися.
Выше уже шла речь о «мальтийской» версии герба князя А. Б. Куракина. Она вполне обыкновенна для российских приоратов, члены которых претендовали на право быть свободными от обетов и в то же время пользоваться крестом за щитом, как «настоящие», монашествующие госпитальеры.[118]
Орденские четки, как очевидно иноческий атрибут, обычно не использовались теми российскими рыцарями, которые не приносили обетов. Были и исключения — например, в гербе графа Юлия Литты-Висконти-Арезе, бальи, рыцаря по праву (На государственном уровне российско-мальтийский союз 1797 года не получил прямого геральдического воплощения.
29 ноября 1797 года Павел I принял звание протектора Ордена и достоинство бальи (кавалера Большого креста). Каких-либо знаков протекторского статуса не существовало. В качестве бальи император приобрел геральдические преимущества, соответствующие рангу (этими преимуществами Павел не воспользовался), а также право на ношение Большого креста на шейной ленте, нагрудного креста, облачения в различных его вариантах: красный супервест с мальтийским крестом, мундир, мантия, «страсти» (носимое при мантии традиционное украшение с символами страстей Христовых). Через год, с провозглашением Павла I великим магистром, этот перечень пополнился короной и тронным облачением главы Ордена (включавшим черную мантию с горностаевым подбоем и «страстями» и короткую далматику с орденским гербом — прямым белым крестом в червленом поле). В качестве шейного знака император — магистр обычно носил крест на двойной цепи вместо ленты, без короны, трофея и без приоратских эмблем.[120]
Именно так выглядит убранство на портрете Павла — великого магистра Державного ордена работы Тончи.[121] В зависимости от ситуации великий магистр пользовался и иными, более будничными вариантами облачения (супервестом и т. д.).