Императрицы

Государь приказал гвардии снять красивые и свободные петровско-елизаветинские кафтаны и обряжал полки в узкие, немецкого покроя мундиры. В строевой устав вносились изменения, и государь лично проверял командиров в знании нового устава. От полевых полков отобрали их имена, прославленные в петровских и елизаветинских походах, и повелели им впредь именоваться по фамилиям полковых командиров, все немцев. На ученьях гвардии государь постоянно был недоволен и кричал, что он уничтожит гвардейские полки и заменит их голштинцами. В то же время он деятельно готовился к войне с Данией. В полках шло глухое брожение.

Было серое и туманное майское утро. К одиннадцати часам утра на дворцовой площадке выстроился развод от лейб-гвардии Измайловского полка. Разводом было повелено командовать подполковнику гетману Кириллу Григорьевичу Разумовскому.

Полнеющий, застенчивый, никогда не знавший солдатской муштры, человек совершенно штатский, граф Кирилл Григорьевич неловко салютовал эспантоном и не знал, куда ему идти и где стать. Государь стоял на крыльце.

— Подполковник Разумовский, — резко крикнул он. — Пожалуй-ка, братец, сюда.

Разумовский подошел к государю. Его полное лицо складывалось в неловкую смущенную улыбку.

— Ты что же это, братец?.. А?.. Все путаешь у меня?

— Никак осилить не могу, Ваше Величество.

— Пустое… Научишься. Прусский устав — точный устав… Сие тебе не немецкая философия. А посмотри-ка, братец, как я его усвоил!.. Ты знаешь, братец?.. А!.. Поздравь меня!.. Король Фридрих произвел меня в генерал-майоры прусской службы… А? Гордиться можно!..

— Ваше Величество, осмелюсь доложить…

— Ну, докладывай, братец, докладывай…

— Вы можете с лихвою отплатить королю.

— Да что ты говоришь такое, братец… Я и в толк не возьму… Пожалуй, поясни.

— Произведите короля в русские фельдмаршалы.

— Шутишь, братец… Все шутишь, я оных шуток не поклонник. Ну, ступай… Сегодня у твоего брата встретимся. Там мои шутки услышишь. Только понравятся ли они тебе, мои-то шутки?

Обед у Алексея Григорьевича был торжественный, пышный, богатый, как по-елизаветински умел трактовать знатных гостей старый вельможа. Два оркестра музыки играли на хорах, и выступали итальянские кастраты. Вся петербургская знать была на нем и все иностранные послы и посланники. По желанию государя против него сидел датский посланник граф Гакстгаузен. Император был в каком-то приподнятом настроении духа. В конце обеда он внимательно посмотрел на датского посланника, точно только что узнал его и, отвернувшись от него в сторону, ни к кому не обращаясь, сказал по-немецки:

— Довольно долго Дания пользуется моей Голштинией… Ныне желание имею и я попользоваться ею.

Граф Гакстгаузен покраснел, но не нашелся что сказать. Стали вставать из-за стола, и государь подошел к гетману.

— Помнишь мои утренние уроки? Ты датчанина видал?.. Слыхал, что я ему сказал? Я на ветер слов не бросаю. Я тебе, братец, дам тридцать полков, и ты поведешь их в Данию. Я выбрал тебя, братец, чтобы ты сопутствовал мне на походе и командовал моею армией.

— Ежели так, Ваше Величество, то разрешите мне дать Вашему Величеству совет.

— Какой совет?.. Ну, я слушаю, что еще придумал?

— Повелите, Ваше Величество, выступить двум армиям, дабы за армиею, находящеюся под моим командованием, постоянно следовала другая, чтобы заставить моих солдат идти вперед, иначе я не вижу, каким образом предприятие Вашего Величества может осуществиться.

— Все шутишь, братец… Я утром еще тебе сказал, что я оных шуток не жалую.

Граф Гакстгаузен едва дождался отъезда государя с обеда и тою же ночью отправил своего секретаря Шумахера с известием о готовящейся против Дании войне.

Датский двор принял меры к обороне, собрал армию и начальство над нею поручил генералу графу де Сен-Жермени.

Петр Федорович приехал в Ораниенбаум к голштинским войскам и стал стягивать полевые полки к Риге.

В воздухе запахло порохом.

XV

Сложным и запутанным становилось положение императрицы Екатерины Алексеевны. В громадном Ораниенбаумском дворце одну половину дворца занял государь с фрейлиною Воронцовою и своим двором, на другой, отдаленной части дворца, были отведены покои для Екатерины Алексеевны. Точно она и не была императрицей и венчанной женою государя. Великому князю Павлу Петровичу было поведено оставаться в Петербурге под присмотром Никиты Ивановича Панина.

В большом Петергофском дворце шел ремонт. Рядом с комнатами государя готовились помещения для Воронцовой. Государыне же отвели маленький, старый, неудобный и сырой дворец в Монплезире.