На улице было по-прежнему хмуро, когда двадцать пятого ноября, незадолго до десяти часов я прибыл на Квин-сквер.
Войдя в больничную палату, я взглянул на койку Хендерсона. Она была пуста. Сразу после этого у окна за наполовину сложенной ширмой я увидел группу врачей. Среди них были Беннет, Феррье, Джексон, Годли, а также незнакомые мне ассистенты и несколько сестер.
Годли и ассистенты были в фартуках и с закатанными выше локтя рукавами. На остальных, по обыкновению, были фраки.
Хендерсон, крепко привязанный, лежал на столе. Его глаза были закрыты, голова – выбрита налысо. Кожа выглядела гладкой и очень белой, если не считать тех мест на затылке, куда ему было прописано приклеивать горчичный пластырь, – там шрамы едва затянулись и не сошло воспаление. Один из ассистентов протер кожу головы раствором карболки. Я почувствовал его резкий запах. Он снова и снова обмакивал тампон в эмалированную емкость. Когда он дотронулся до незажившего затылка Хендерсона, тот открыл глаза и застонал. Ассистент немного помедлил и решил оставить затылок необработанным, старясь избегать попадания на него раствора.
Я отыскал взглядом Беннета и затем стал наблюдать за Годли, стоявшим в изголовье операционного стола. Внешне он казался спокойным, что вполне соответствовало его серьезному, решительному и хладнокровному характеру. Но по подергиванию его века я догадался, что холодность его была напускной и он едва справлялся с волнением. Думаю, я тогда понимал, что в нем происходило. Он, по природе убежденный консерватор во всем, что касается учений и методов, стоял в эту секунду на границе неизведанной, девственной земли, где он оказался благодаря горячей воле и энтузиазму Беннета.
Тем временем второй ассистент начал укладывать смоченную карболкой ткань вокруг головы и лица больного, пока не осталась видна лишь верхняя часть черепа. Затем он взял склянку с хлороформом. Сестра обработала парами карболовой кислоты противоположную сторону головы Хендерсона. Она открыла кран, который регулировал поступление паров из специального резервуара. Хендерсон тяжело дышал, считал вслух, кричал, пытался подняться и в конце концов потерял сознание.
В то же мгновение сестра, отвечающая за распылитель, включила его, и воздух импровизированной операционной начал пропитываться карболкой. Шипя, распылитель выбрасывал прозрачные, с резким запахом облака пара, постепенно заполнившие собой все пространство наподобие тумана. Все было готово. Пришел черед Годли!
Его покрытые волосами руки еще раз опустились в емкость с карболкой. Он взял мокрый от раствора скальпель и быстрым взглядом окинул операционную. Годли провел скальпелем по коже, оставив два длинных перекрещивающихся разреза, доходивших до кости. Из них тут же выступила кровь.
Второй ассистент промокнул кровь губкой и зажал несколько кровоточащих сосудов. Затем он поддел кончик одного из образовавшихся участков кожи и оттянул его назад. Годли громко дышал. Он соскоблил надкостницу до крыши черепа. В конечном итоге показалась кость – беловато-серая, укрытая быстро догоняющими друг друга каплями карболовой кислоты. Все мы подступили ближе к столу.
Со стороны Годли с непроницаемым видом стоял Беннет, будто бы не желая ослаблять влияния собственной энергичной натуры. Заметно дрожащей рукой он перенес «крест» на обнажившуюся крышу черепа.
Сестра передала Годли трепан, Годли поднес инструмент к кости. Его рука казалась уверенной и твердой, когда он установил его на одну из частей креста и зубчатая режущая кромка начала углубляться в кость. Некоторое время работа трепана сопровождалась скрежетом. С каждым оборотом новые осколки кости разлетались по сторонам.
Годли все ниже наклонял голову. Он буквально вслушивался в движение железа вглубь черепа. Наконец он остановился, высвободил трепан, приподнял его, вынул округлый участок кости и взглянул через образовавшееся отверстие на слабо пульсирующую, твердую мозговую оболочку.
Он взял в руку скальпель и осторожно опустил его в отверстие: не колеблясь, он сделал крестообразный разрез. Из разреза показалась выгнувшаяся наружу часть мозговой оболочки. Она выглядела вполне нормально, на ней отсутствовали какие-либо признаки болезни, разве что она имела желтоватый оттенок. Однако отверстие было недостаточно большим, чтобы делать окончательные выводы. Годли во второй раз взял трепан. Новое отверстие в крыше черепа отчасти накладывалось на уже существующее. Скальпелем он удлинил разрез на жесткой мозговой оболочке. Сквозь него стал виден участок мозговой коры. На ней также не было заметно каких-либо изменений, ни вызванного тумором выбухания, ни любого другого образования.
Вся краска сошла с уже и без того бледного лица Беннета.
Эмоции, которые в тот момент овладевали им, приглушенные, отобразились на его лице: беспокойство, сомнение, вопрос: неужели проницательность и здравый смысл подвели его?