Империя хирургов

Результаты их экспериментов значительно повлияли на многих физиологов, прежде всего на молодого лондонского невропатолога Дэвида Феррье, который тем временем стал ведущим невропатологом «Национальной больницы» наравне с Джексоном. В экспериментах над животными Феррье планомерно разрабатывал метод электрического раздражения и в результате установил расположение моторных и чувственных центров, отвечающих, например, за движение правой передней и правой задней лап у собак. Феррье, Фритч и Хитциг в конце концов приступили к дальнейшей разработке метода электрической стимуляции: они ампутировали животным части мозга и затем отслеживали, какие органы движения и чувств оказались затронутыми. Хитциг и Феррье подвергались нападкам со стороны физиологов, придерживающихся старых взглядов. Убеждения последователей Флурана было не так легко пошатнуть, и не пришлось долго ждать того момента, когда они выступили с результатами контрэкспериментов, резко противоречащих результатам, полученным Феррье: они исключали существование функциональных центров мозга. Самым яростным противником теории функциональных центров и самого Феррье был как раз тот самый Фридрих Гольц, вместе с которым мы оказались под крышей отеля Сент-Джеймс. Судя по тому, что я о нем знал, он был одержим физиологией и еще в своей комнатке в Кенигсберге, будучи нищим студентом, занялся разрешением загадок мозга и нервной системы. Многие годы Гольц изымал мозг у спящих наркотическим сном лягушек, чтобы выяснить, как это сказывается на их жизнеспособности. Из этих экспериментов он сделал выводы о функциях головного и спинного мозга. В середине семидесятых годов на ганноверском Конгрессе физиологов он выступил с заявлением, что жизненные проявления лягушек имеют рефлекторную природу. У всех лягушек был изъят мозг. Пока Гольц не прикасался к ним, они сидели неподвижно, неспособные шевельнуться, неспособные самостоятельно есть. Когда же Гольц дотрагивался до определенного места, они подпрыгивали, ползали, плавали или издавали характерный звук. Это говорило о том, что Гольц явился первооткрывателем в совершенно новой области исследований вегетативной нервной системы и впервые объяснил работу сердца как автоматическую и регулируемую посредством раздражения. Едва ли Гольца можно было назвать человеком, живущим по инерции и цепляющимся за прошлое, каковыми были многие прочие физиологи, которые противились теории функциональных центров мозга Хитцига и Феррье только из лени. Гольц сопротивлялся этой теории, исходя из убеждений и результатов собственных экспериментов. С тех пор как он стал профессором в Страсбурге, почти сразу после доклада Хитцига, он экспериментировал на мозге собак и писал о результатах этих экспериментов, в ходе которых он почти полностью удалял кору обоих полушарий. Он приглашал различных наблюдателей, чтобы продемонстрировать, что «собаки с поврежденным головным мозгом двигаются, едят, видят и слышат». Вопрос, который он и его последователи всегда хотели задать Феррье, состоял в следующем: как могут существовать функциональные центры для всех органов тела, если эти органы, и в том числе органы чувств, свободно функционируют без участков мозговой коры, в которой Феррье якобы обнаружил свои функциональные центры? При помощи своих экспериментов он хотел пошатнуть самые основы того, в чем Брока и я видели важнейшие предпосылки для зарождения хирургии мозга. Как ведущий специалист по локализации функциональных центров Дэвид Феррье выступил в роли защитника теории.

И в тот вечер, по воле случая, а может, судьбы, самый серьезный идеологический противник оказался в непосредственной близости от меня. Даже сегодня, столько времени спустя, я все еще понимаю, почему при одном взгляде на фамилию Гольц меня охватило такое волнение. И оно усилилось, когда я услышал вой его собаки.

Я отбросил одеяло и, поеживаясь, направился к одной из моих дорожных сумок. Я вынул из нее программу конгресса, в которой до этого момента меня интересовали лишь доклады, имеющие отношение к хирургии.