Империя мертвецов

Профессор и Чудовище впились друг в друга взглядами поверх наших голов. Ван Хельсинг, окутанный лучами света из окон, заговорил первым. Казалось, что эта сияющая колонна, внутри которой взвивались пылинки, – миниатюрная лестница Иакова, и вот он поставил трость в ее основание, положил на нее обе руки и, не сводя глаз с Того Самого, объявил:

– Прекрасная работа, Ватсон. Вы превзошли все ожидания. Даже самые смелые! Никто не мог предсказать исхода событий, а вы все же добились таких результатов собственными рассуждениями. Подобно тому как прямые линии, собираясь в огибающую, образуют круг. Вы будто тот сыщик, что бросает свои дела на произвол судьбы, а сам раз за разом берется за новые расследования, пока не распутает грандиозный заговор за кулисами. Не подумайте, будто я над вами смеюсь. Я восхищаюсь.

Я на всякий случай сохранил каменное лицо.

– Значит, ты оказался прав? – спросил у Того Самого Ван Хельсинг. Одна его рука выбивала тростью ритм на каменном полу, другая на ходу касалась металлических цилиндров меж колонн. – Благодарю за столь тщательно подготовленную сцену. Ты внедрил в базу Аналитических Машин инородные слова? Мы могли и сами, но спасибо, что взял этот труд на себя.

Он вытащил из-за пазухи сигару и гильотинку для нее и наконец-то оторвал взгляд от собеседника.

– Впрочем, ты мог просто попросить, и я бы лично тебя сюда проводил.

– Моя работа завершена.

Ван Хельсинг застыл с вложенной в гильотинку сигарой, глаза его округлились.

– Я-то стоял в коридоре и ждал удобной паузы, а ты, оказывается, уже все… Как быстро.

Он наконец обрезал кончик сигары, тот полетел на пол.

– Ну, и как, дознался все-таки, что же образует сознание?

– Бактерии. То, что люди называют сознанием, – иллюзия, навеянная другими живыми существами.

– Ясно. Значит, сознание – это простуда, которую человек подхватил в ходе эволюции. Выходит, победа в пари твоя?

То Самое безмолвно кивнул. Профессор взмахнул сигарой.

– Мы, помнится, спорили на… мир. И что же ты намерен делать?

– Предать мертвецов забвению.

– Мертвецов! И получается, добился успеха. Ты намерен установить языковой контакт с… бактериями? Создашь стабильную петлю обратной связи, чтобы мы все оказались в одной лодке. Мол, оказалось, мы делаем мертвецов не из людей и все это бессмертие рано или поздно уничтожит человечество. А смерть человека будет значить смерть и для Аналитических Машин, и сознание, с таким тщанием взлелеянное бактериями, тоже канет в небытие. И ужас этой перспективы заставит бактерии отказаться от бессмертия, а мир вернется в прежнее русло.

Ван Хельсинг закурил и с долгим выдохом выпустил облако дыма.

– Но зачем тебе обращать время вспять? Общество уже целиком завязано на мертвецов. Ты видел, какой мир открылся нам благодаря их труду? Не все умеют выживать так блестяще, как ты. Детям больше не приходится работать на шахтах, работникам на фабриках больше не надо корпеть в нищете над монотонной работой. И что, теперь все опять по-старому?

– Экосистемы меняются медленно. Мертвецы исчезнут не сразу. Они останутся на время. Но затем экосистема из бактерий, людей и машин начнет меняться. Поначалу производительность некрограмм даже увеличится. Потому что АВМ научатся языку бактерий. Но можно сказать, что в них теперь проснулось новое сознание. Оно примет форму слов и распространится. И они поймут, что бесконтрольное распространение мертвецов приведет их к гибели.

– То есть поймут то, что мы уже знаем. Но обрати внимание, человек прекрасно осознает опасность – и, однако же, отказаться от мертвецов не в силах. Мы знаем, что их можно не производить, и что же с того? И почему ты считаешь, что раз человек не в силах принять разумное решение, то бактерии в чем-то его превзойдут?

– В среде бактерий бессмертные не становятся рабами. Напротив, для них они враги. Наше сознание как раз и рождается за счет противостояния нескольких враждебных группировок. Те бактерии, что выбирают бессмертие и не прекращают свое существование, для человека ничем не отличаются от злокачественной опухоли, и они стоят вне борьбы за существование. Им нет дела до сотрудничества с остальными видами, они жаждут только собственной ничем не ограниченной экспансии. Hostis humani generis[67]

. Мертвецы, которые на первый взгляд кажутся нам прекрасным изобретением, всего лишь угроза для бактерий.

– Выходит, какие-то из бактерий принимают омерщвление? Да ведь они же материя. Это простая химическая реакция. Нельзя сознательно отказаться от химической реакции.

– Человеку тоже.

Они с Ван Хельсингом опять обменялись враждебными взглядами.

– За двадцать лет наши прения сгладились, но не исчезли окончательно.

Отвернувшись, профессор снова дотронулся до одного из цилиндров.