Империя мертвецов

Среди шума Барнаби вдруг вскинул голову и обмотал вокруг правой руки мундир бифитера. Он по очереди стукнул несколько труб, нашел, видно, что искал, и обвил одну из них могучими руками. Впереди замаячила горстка стражей, и они окликнули нас, пытаясь понять, кто мы такие. Мышцы нашего офицера надулись, и колено трубы заскрежетало. Шляпу того стража, который первым достал клинок, сбило пролетевшей гайкой. И за миг до того, как она приземлилась на землю, коридор заполонил густой пар.

Барнаби бросился к вскрикнувшим и закрывшим глаза руками бифитерам и повалил их на землю одного за другим. Мы, прикрывая рты и носы, осторожно пробежали сквозь пар и очутились перед Белой башней.

Внутренний двор Тауэра наполнял стон динамо-машин. Весь двор оказался погребен под трубами и проводами. Строения громоздились, словно воспевая хаос мироздания, старые агрегаты перемежались с самыми последними аппаратами. Из-под сияющего металла проглядывали гнилые доски. Тут и там мелькали подписи и пометки нескольких поколений инженеров.

– Мозг беззащитен, стоит прорваться за его оболочку, – заметил То Самое. – В нем нет нервных окончаний, которые отвечают за перцепцию боли. Он способен чувствовать повреждения только в других участках организма. Вспоминается один эксцентричный гурман. Он захотел отведать собственный мозг и обратился ко мне за советом, в каком порядке следует его употреблять, чтобы как можно полнее насладиться вкусом.

– И вы подсказали? – полюбопытствовал я.

– Почему бы не поделиться знанием? – пожал плечами Чудовище.

Нас встретила белая штукатурка башни. То Самое поднялся по черной лестнице к входу и велел выломать дверь. Батлер вскинул невесть где подобранный протазан[66]. Тауэр строили изначально как крепость, и вход в него старались защитить.

Наш провожатый устремился сквозь запутанные коридоры без тени сомнений.

– Тебя что, и здесь держали? – спросил Барнаби.

– А где вы думали? Впрочем, какое-то время еще в Бедламе. Кстати, довольно приятное место. Я не различаю человеческое безумие. Как по мне, что одни безумцы сажают под замок других, что здоровые – здоровых, все едино. Мир ли отделил себя от сумасшедшего дома или сумасшедший дом себя от мира – не все ли равно? Кто находится внутри, а кто снаружи, зависит лишь от точки зрения.

То Самое уверенно свернул из коридора на лестницу, поднялся и прошел дальше по коридору. Мы остановились у массивных деревянных створ, окованных металлом.

– Это часовня Святого Иоанна, – объяснил старик. – Добро пожаловать в сердце мира.

За распахнутыми дверями находился молочно-белый зал. Вдоль стен протянулись стройные ряды колонн, подпиравших своды. В глубине между сходящихся в форме корабля стен выдавалась гигантская шестимануальная клавиатура органа, а за трубами друг над другом виднелись два маленьких окошка. В боковых галереях между колонн покоилось по четыре металлических цилиндра размером с человека. Никакого алтаря и лавок я не заметил, зато на каменном полу камнем другого цвета выложили карту мира.

Чудовище взял за руку Адали и торжественно вошел в зал. Она оглянулась, но Батлер ей кивнул, а я в свою очередь чуть подтолкнул Пятницу.

То Самое прошел вперед по карте.

Оказавшись у клавиатуры, он открыл «Книгу Дзиан», которую забрал с «Наутилуса», наподобие нотной партитуры. Отточенными движениями перебрал рычаги логического органа, выставляя нужные настройки. Логическое пианино, которое изобрел Уильям Стэнли Джевонс, слишком сложно в обращении, поэтому распространения оно не получило, однако при должной сноровке с помощью этого агрегата можно донести свою мысль до механического разума намного быстрее и интуитивнее, чем с помощью тех же перфокарт. Но такого огромного органа я в жизни не видел. Он в несколько раз шире того, что в соборе Святого Павла, и даже больше размаха рук рослого Чудовища. Кажется, он завершил настройки, опустил руки на клавиши и тихонько на них нажал.

Единственная чистая нота эхом растворилась в зале часовни.

Я прошел мимо Пятницы и органа, остановился сбоку от гигантского Внедрителя. Вытянул из этого поистине чудовищного по своим размерам устройства пучок проводов, один за другим проверил электроды и подключил их к голове моего мертвеца, опустившегося на одно колено.

– Ну хорошо, «переговоры», а о чем, собственно? Попросим экспансионистов, которые соглашаются на омерщвление, так больше не делать? – спросил Барнаби во время последнего собрания на «Наутилусе».

– Да. Призвать Икс отвергнуть этот процесс – наш единственный шанс сдержать бессмертие. Вся надежда на их самосознание. Это состояние не в силах подавить больше никто.

Батлер тряхнул головой.

– То есть у нас, деревянных болванчиков, своего сознания нет, а у Икс есть и они прислушаются к словам?

– Нет, я этого не говорил. Наше сознание зародилось в результате их жизнедеятельности, но это произошло не по их собственной воле. Вы не читали статью Гексли «Автоматы ли животные»?

Я покачал головой.