Империя мертвецов

«Наслышан о твоих приключениях!» – радостно поприветствовал меня Литтон, когда мы с ним встретились вновь. Он с удовольствием выслушал мой рассказ. Постоянно делал какие-то жизнерадостные ремарки, но своего мнения не высказывал. Похоже, на эту область его немое противостояние с Уолсингемом не распространялось, а к тому же его предупредили, чтобы не превышал полномочий. Про То Самое и теорию бактерий он тоже отозвался лишь как о занятной сказке. Но несколько дней спустя принес книжку, которую, как он сказал, написал его отец. Роман назывался «Грядущая раса», и в нем рассказывалось про некий подземный народ, который разработал собственный язык. У них был камень, вриль, таящий в себе колоссальную энергию. Кажется, этим Литтон хотел намекнуть, что в исследованиях Того Самого не больше реальности, чем в безвредных вымыслах его покойного отца.

«Все, что мы можем постичь своим разумом, обретает форму истории. Не дай себя втянуть, – сказал Литтон. – Ты в итоге понял, кто твой враг?»

В ответ я указал на свою голову.

Уэйкфилд все не унимался.

– Если б не профессор Ван Хельсинг, бог знает, чем бы все кончилось! – Он вскочил на стул и принялся размахивать руками, как будто что-то ими кромсая. Я посмотрел на него с раздражением. – Клянусь, я сам стану охотником на монстров!

– А ты видел это чудовище?

– Нет, зато ходил смотреть на реставрацию, – с сожалением воскликнул Уэйкфилд, не прекращая, впрочем, своих безумных плясок. – Приятель, ты сам не свой! Раньше отпустил бы какой-нибудь едкий комментарий!

– Я всякого навидался, – отмахнулся я.

Чуть не свалившись со стула после особенно энергичного выпада, мой друг наконец-то унялся и сел.

– Ну, и что дальше будешь делать? Уже ищешь работу? А то я могу своих поспрашивать.

– Нет, спасибо. Может, открою свой кабинет.

Уэйкфилд явственно нахмурился.

– Да ты же университет толком не окончил! Какой кабинет?

– А что? Лицензия есть.

Он наклонился ко мне, указательным и большим пальцем оттянул мне веко на правом глазу, отвел взгляд и покачал головой.

– Да уж, здорово тебя потрепало, – удивительно грустно пробормотал он. – В голову попали?

– Угу.

Может, и так. Или нет. Теперь я уже знал, что чудовища, которых я увидел в Тауэре, реальны. Создания, наполовину неизведанные, наполовину непознаваемые, кишат повсеместно как раз потому, что их не бывает. Получается, я твердо уверен в существовании того, чего нет, – в общем, попросту спятил.

Пока я об этом размышлял, Уэйкфилд чокнулся своим бокалом с моим, поднялся и прочистил горло.

– «Ужель мы забудем знакомство былое, не вспомним мы время свободы? Ужель мы забудем знакомство былое и добрые старые годы! Я знаю, ты чашу охотно поднимешь за добрые старые годы. И звонко мы чокнемся чашами дружбы за добрые старые годы!»[71] – затянул он мотив «Добрых старых годов», и парочка гостей к нему присоединилась.

– Да знаешь ли ты, Уэйкфилд, – пробормотал я так тихо, что никто не услышал, – что в Японии эту песню поют на прощание?

Со Сьюардом мы почти не поговорили.

Ван Хельсинг уехал из Лондона по новому поручению. Я не стал уточнять, не за Тем ли Самым он погнался.

– Вы блестяще справились, – похвалил Сьюард, не глядя мне в глаза. – «Юниверсал Экспортс» с удовольствием вновь прибегли бы к вашим услугам, но полагаю, у вас свои соображения на этот счет. Если надумаете – я с удовольствием напишу рекомендательное письмо.

– Вы хотите сказать, что у меня есть выбор?

– Разумеется, – кивнул профессор, но я видел, что он сам в это не верит.

– Спасибо вам большое. Но мне надо подумать.

Сьюард облегченно выдохнул.

– Простите, а двадцать лет назад… – начал вдруг я, обернувшись от порога.

Профессор аж вздрогнул.

– В трансильванском замке… вы нашли останки невесты Того Самого?

– Почему вы интересуетесь? – впился в меня глазами преподаватель, но в гляделки проиграл. – То, что мы обнаружили, сложно назвать невестой. Тогда-то мы и убедились, что Чудовище сошло с ума.

– Но ведь он добился результата.

– И какого же? – спросил Сьюард.

Я коротко поклонился и закрыл за собой дверь кабинета.

О том, куда они с невестой подевались, никаких зацепок не появилось даже спустя год. По крайней мере, насколько мне удалось разузнать.

Неужели все это фарс, порожденный его безумием? Неужели я должен поверить, будто он настолько лишился рассудка, что выдумал все это, лишь бы снова прижать к груди потерянную невесту? Весь этот год я все пытался понять, но пока не решил, что мне думать.